Допуск на магистраль - [3]

— Здесь ведь какие места раньше были? Ссыльные...

Ей не хотелось уходить.

— Вот еще есть станция Кличка. Так на ней раньше ссыльных перекликали. Приведут этап, соберут всех — перекличку делают. Декабристов вот так же...

Вернулась проводница, заглянула в купе. Спросила бесцеремонно, по-прежнему насмешливо:

— Надумал, где выходить?

Петька смолчал. Надумать-то он надумал, да не знал, верно ли.

— В Тахтамыгде выходи, — сказала она уже проще, доброжелательнее. — Был, правда, случай, когда на Баме экспресс остановили. На две минуты.

Она интригующе замолчала, подразнила Петьку этим своим молчанием. Он выдержал, не спросил. И проводница, которую все пассажиры, кроме Петьки, называли просто Лена, оценила его выдержку, рассказала, как везла из Москвы на БАМ ребят — участников XVII съезда комсомола. Повторила:

— Вот для них и остановили. По особому приказу министра.

Она пошла по коридору, и Петька слышал, как из купе окликали ее:

— Лена!

— Леночка!

— До Благовещенска сколько?

— В Большом Невере долго стоим?..

Женщина в белом переднике ушла вслед за Леной, предупредив Петьку:

— Через два часа твоя Тахтамыгда. Не прозевай.

Петька забеспокоился, запоглядывал на своего попутчика Валентина Фомича — командированного из Иркутска невозмутимого медлительного мужчину, аккуратно разложившего на салфетке домашние пирожки.

— Прошу вас, — приглашающим жестом показал Валентин Фомич на аппетитные подорожники. — А выходить все-таки надо в Сковородино.

И он обстоятельно объяснил, что Сковородино — крупная узловая станция и именно там, в здании вокзала, в комнате отдыха под порядковым номером «четыре», располагается штаб БАМстройпути. Что он сам это видел в прошлый свой приезд, даже заходил туда — просто так, из любопытства. Что делами с этой стройкой он не связан, никого в штабе не знает, но заметил, как тянутся туда со всех проходящих поездов ребята с рюкзаками да с гитарами, в кедах, в штормовках, налегке, словно туристы какие.

При этом он неодобрительно оглядел Петьку, будто не с ним третьи сутки ехал нос к носу в одном купе, остановил взгляд на его похудевшем за дорогу рюкзаке и что-то еще поискал глазами — наверно, гитару.

Петька думал, сравнивал скоропалительный, брошенный на бегу совет проводницы с обстоятельной информацией соседа и утвердился в намерении довериться Валентину Фомичу.

В Сковородино Петька приехал вечером. Выходя из вагона, кивнул въедливой, но все равно симпатичной, похожей на стюардессу проводнице, сказал:

— До свидания. Через год в отпуск поеду. В вашем вагоне.

Она улыбнулась, но ответила с прежней колкостью:

— Как бы не раньше... На обратном пути посмотрю — может, успеешь обернуться.

Не найдя слов в ответ, Петька скривился досадливо, подтянул лямки рюкзака и, простившись на перроне с Валентином Фомичом, решительно зашагал в вокзал, прямо к четвертой комнате. Нетерпеливо схватился за дверную ручку, рванул ее на себя, распахнул дверь и — замер перед рядами занятых отдыхающими кроватей.

А потом, проклиная обстоятельного Валентина Фомича, покупал он в кассе билет на обратный поезд, несколько часов валялся на деревянных эмпээсовских скамейках, торчал на перроне и наконец ехал каким-то медленным сборным поездом до той самой Тахтамыгды, которую с шиком миновал в экспрессе еще засветло. Оказалось, штаб давно переехал и права была проводница.

В загадочной ночной Тахтамыгде он ничего не разглядел, но, к счастью, натолкнулся в вокзале на двух парней с рюкзаками и гитарами и пошел с ними семикилометровой дорогой через лес, устало, тяжело шагая, боязливо прислушиваясь к тревожному шороху тронутых ветром деревьев, к хрусту веток под ногами спутников. Парни весело болтали, смеялись, а то и вскидывали гитары, бренчали на весь лес что-то модерновое. Были они здесь не новички, шли на Бам, чтобы добираться оттуда в Аносовскую. Ни много ни мало восемьдесят километров.

С этими ребятами Петьке явно везло. Где-то на полпути догнал их груженный матрацами и подушками автофургон, посигналил и, не дожидаясь «голосования», остановился. Шофер приоткрыл дверцу, спросил:

— На Бам, что ли?

— Дальше, в Аносовскую.

— Садитесь, по пути!

Все трое взобрались, плюхнулись на мягкое ватное великолепие, и тогда только ребята сообразили — заколотили по кабине кулаками, закричали что есть мочи:

— На Баме остановись! Скинем одного!..

Шофер коротко дважды гуднул — понял, мол, не орите! — и включил скорость.

Глава III Вперед, на Тынду!

Петька впервые услышал этот клич во сне. Сам он, похоже, еще спал — обмякший, отяжелевший, блаженствующий в угретой тишине ватных матрацев, а слух его включился, настраивался на какую-то все ускользающую волну, и он помимо желания слышал, каким стуком, треском «фонит» эта волна и как прорываются сквозь шумный фон то далекие, то близкие голоса.

Просыпаться не хотелось. Не хотелось двигаться, менять положение, и он лежал навзничь, раскинув руки, тепло и уютно придавленный двуспальным матрацем.

Слух принял далекий летящий крик: «Вперед, на Тынду!», но сознание еще не сработало, и Петька продолжал оставаться в небытии, в неведении, вне времени и места, и только когда крик этот — резкий, пронзительный, торжествующий — повторился совсем рядом, он вмиг отбросил верхний матрац, вскочил и не выбрался, а вывалился из фургона.