Допрос - [11]
— Идиотка, — повторял он, — Дура!
Ларка наверху не преминула ещё раз открыть и с силой захлопнуть дверь, подтверждая: да, иди вон.
— Что это такое! Стучат и стучат, — шепотом приговаривала бабушкой с сумкой, поднимавшаяся Новикову навстречу.
Всё случившееся, как ни странно, придало Новикову некоей решительности, и он, едва выйдя на улицу, сразу же набрал Лёшку.
Лёшка долго не брал трубку — и тут Новиков неожиданно и точно почувствовал, что на этот раз Лёшка звонок видит и слышит.
Связь оборвалась, так и не начавшись.
Лёшка перезвонил через несколько секунд, и заговорил почему-то шёпотом.
— Нет, — сказал, — я сегодня не могу встречаться. Давай завтра. Не могу, правда.
— Конечно, Лёх, — ответил Новиков ещё разгорячённый после разговора с Ларкой и радостный хотя бы тому, что у него есть друг, и друг ответил, говорит вот.
Отключился, дошёл до остановки, уселся в троллейбус и стал думать, отчего Лёшка шептал. Заболел, что ли?
«Потому что шёпотом куда проще сказать неправду», — вдруг ответил сам себе.
* * *
Дома, на кухне, сидел брат матери — дядька Новикова.
Открыв дверь, Новиков сразу вспомнил, что дядька в своё время отбывал.
Деваться было некуда, скинув куртку, Новиков, прошёл на кухню поздороваться.
— Садись, посиди, — сказал дядька.
«Датый уже», — заметил Новиков.
Мать, едва сын уселся, сразу поднялась, посуетилась у плиты — вернулась с полной тарелкой жареной картошки, печёнка дымилась, густо наваленная, как после боя…
Новиков привычно косился на мать, будто намекая: мне все эти посиделки даром не нужны. Однако сам уже догадался, что после Ларки и Лёшки ему, напротив, очень хочется поговорить.
Дядька вытащил из-под стола бутылку водки — она стояла возле его ноги, оказывается.
«Дурацкая привычка какая-то, — подумал Новиков, — Украдут, что ли, эту бутылку…»
— Дай-ка сыну стопарь, — сказал дядька.
Чокнулись. Выпили.
Дядька ничем не закусывал, смотрел на Новикова как сыч.
— Тюрьма вещь особая, — сказал дядька, наконец, — Тюремную жизнь лучше изучить заранее, потом легче будет.
— Это вы зачем мне всё это?.. — неопределённо спросил Новиков.
— Слушай, — сказал дядька твёрдо.
Мать почему-то во всё это не вмешивалась, сидела безропотная, как на исповеди.
— Есть два зверя — они самые опасные на зоне. Один может поселиться на тебе, другой в тебе. На тебе — вошь. В тебе — петух.
Новиков хмыкнул, поскорей пытаясь разобраться, кто из названных существ разместится на нём, а кто в нём, тем временем отодвинув от себя тарелку с картошкой. Дядька, кстати, тоже отодвинул свою. Получилось вроде как Новиков сходил е2 — е4, а дядька ответил тем же.
— Вошь в тюрьме непобедима, она на любой красной зоне выживает — а сейчас все зоны красные. Смотри, как победить вошь. Кипятишь тазик воды. Крошишь туда мыло — лучше дегтярное. Кладёшь в тазик одежду — ну, трусы там, майку, — и закрываешь сверху тазик минут на тридцать. Вши там все передохнут. Но это твои вши — есть ещё чужие. После стирки швы на одежде смазывай хозяйственным мылом. Ну, знаешь — хозяйственное мыло…
— Да, видел, — ответил Новиков.
— Вот, — порадовался дядька, — Когда вши смазаны… то есть, когда швы смазаны мылом, вши не могут зацепиться за швы.
— Вши за швы, швы за вши, — повторил Новиков.
— Да, — согласился дядька.
— Мам, это зачем всё? — ещё раз спросил Новиков, пытаясь заглянуть матери в глаза.
— Другой зверь — петух, — продолжил дядька, — Но это мы лучше без матери поговорим. Слышь, сестра?
От петуха Новикова спас звонок — пришёл отец.
Новиков поспешил его встретить, отец как-то странно поздоровался, стоя боком и руку не подав. Мельком глянул на сына, и начал что-то там на шее поправлять у зеркала.
Пожав плечами, Новиков прошёл в свою комнату.
Дядька туда заявился уже минуты через полторы, не став дожидаться отца на кухне. У них с отцом всегда были отношения натянутые. Отец считал его натуральным дегенератом и втайне подозревал, что родовая дегенеративность отчасти распространяется и на мать, но она старается это скрыть.
Когда дядька входил в комнату, Новиков заметил, что в прихожей стоит незнакомая тётка, развязывающая на себе столь многочисленные тёмные платки и шали, словно она была чёрной капустой.
Дядька присел в кресло, и только сейчас Новиков заметил, что с собой гость принёс бутылку, которую тут же расположил ближе к стеночке — а сам начал озираться в поисках стакана.
— Из горла не могу, — пожаловался дядька, — У тебя нет что ли стакана в комнате?
— Зачем? — поинтересовался Новиков.
— Книги одни, — сказал дядька задумчиво, без осуждения, — Я тоже читал, пока отбывал… Там были… книги тоже…
Новиков не знал, куда себя деть.
— Мне нужно умыться, — сказал он, и поспешил в ванную.
Включил там воду и долго смотрел на себя. Потом вспомнил, что у него сигареты в кармане, и присел на край ванны покурить. Вообще мать таких вещей не позволяла ни ему, ни отцу — но сейчас-то можно, сейчас особый случай.
Ванная комната быстро наполнилась дымом, приятного во всём этом было мало, однако Новиков всё равно докурил не спеша, и ещё потом долго держал бычок под водой, словно тот мог разгореться заново.
Деваться было некуда — и Новиков вернулся в свою комнату. Дядька уже притащил стопарь, верней, даже три.
Захар Прилепин — прозаик, публицист, музыкант, обладатель премий «Национальный бестселлер», «СуперНацБест» и «Ясная Поляна»… Известность ему принесли романы «Патологии» (о войне в Чечне) и «Санькя»(о молодых нацболах), «пацанские» рассказы — «Грех» и «Ботинки, полные горячей водкой». В новом романе «Обитель» писатель обращается к другому времени и другому опыту.Соловки, конец двадцатых годов. Широкое полотно босховского размаха, с десятками персонажей, с отчетливыми следами прошлого и отблесками гроз будущего — и целая жизнь, уместившаяся в одну осень.
Второй роман одного из самых ярких дебютантов «нулевых» годов, молодого писателя из Нижнего Новгорода, финалиста премии «Национальный бестселлер»-2005 станет приятным открытием для истинных ценителей современной прозы. «Санькя» — это история простого провинциального паренька, Саши Тишина, который, родись он в другие времена, вполне мог бы стать инженером или рабочим. Но «свинцовая мерзость» современности не дает ему таких шансов, и Сашка вступает в молодежную революционную партию в надежде изменить мир к лучшему.Классический психологический роман, что сегодня уже само по себе большая редкость, убедительное свидетельство тому, что мы присутствуем при рождении нового оригинального писателя.
Не совсем понятно, что делать с Прилепиным, по какому разряду его числить. У нас такой литературы почти не было.Проза Прилепина вызывает желание жить — не прозябать, а жить на всю катушку. Еще десяток таких романов, чтобы уж самых ленивых и безграмотных проняло, — и России не понадобится никакая революция.Дмитрий Быков.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
Захар Прилепин – прозаик, публицист, музыкант, обладатель премий “Большая книга”, “Национальный бестселлер” и “Ясная Поляна”. Автор романов “Обитель”, “Санькя”, “Патологии”, “Чёрная обезьяна”, циклов рассказов “Восьмёрка”, “Грех”, “Ботинки, полные горячей водкой” и “Семь жизней”, сборников публицистики “К нам едет Пересвет”, “Летучие бурлаки”, “Не чужая смута”, “Взвод”, “Некоторые не попадут в ад”. “Ополченский романс” – его первая попытка не публицистического, а художественного осмысления прожитых на Донбассе военных лет.
Захар Прилепин — прозаик, публицист, музыкант, обладатель премий «Большая книга», «Национальный бестселлер» и «Ясная Поляна». Автор романов «Обитель», «Санькя», «Патологии», «Чёрная обезьяна», сборников рассказов «Восьмёрка», «Грех», «Ботинки, полные горячей водкой» и «Семь жизней», сборников публицистики «К нам едет Пересвет», «Летучие бурлаки», «Не чужая смута», «Всё, что должно разрешиться. Письма с Донбасса», «Взвод». «И мысли не было сочинять эту книжку. Сорок раз себе пообещал: пусть всё отстоится, отлежится — что запомнится и не потеряется, то и будет самым главным. Сам себя обманул. Книжка сама рассказалась, едва перо обмакнул в чернильницу. Известны случаи, когда врачи, не теряя сознания, руководили сложными операциями, которые им делали.
Герои произведений, входящих в книгу, — художники, строители, молодые рабочие, студенты. Это очень разные люди, но показаны они в те моменты, когда решают важнейший для себя вопрос о творческом содержании собственной жизни.Этот вопрос решает молодой рабочий — герой повести «Легенда о Ричарде Тишкове», у которого вдруг открылся музыкальный талант и который не сразу понял, что талант несет с собой не только радость, но и большую ответственность.Рассказы, входящие в сборник, посвящены врачам, геологам архитекторам, студентам, но одно объединяет их — все они о молодежи.
Семнадцатилетняя Наташа Власова приехала в Москву одна. Отец ее не доехал до Самары— умер от тифа, мать от преждевременных родов истекла кровью в неуклюжей телеге. Лошадь не дотянула скарб до железной дороги, пала. А тринадцатилетний брат по дороге пропал без вести. Вот она сидит на маленьком узелке, засунув руки в рукава, дрожит от холода…
Советские геологи помогают Китаю разведать полезные ископаемые в Тибете. Случайно узнают об авиакатастрофе и связанном с ней некоем артефакте. После долгих поисков обнаружено послание внеземной цивилизации. Особенно поражает невероятное для 50-х годов описание мобильного телефона со скайпом.Журнал "Дон" 1957 г., № 3, 69-93.
Мамин-Сибиряк — подлинно народный писатель. В своих произведениях он проникновенно и правдиво отразил дух русского народа, его вековую судьбу, национальные его особенности — мощь, размах, трудолюбие, любовь к жизни, жизнерадостность. Мамин-Сибиряк — один из самых оптимистических писателей своей эпохи.Собрание сочинений в десяти томах. В первый том вошли рассказы и очерки 1881–1884 гг.: «Сестры», «В камнях», «На рубеже Азии», «Все мы хлеб едим…», «В горах» и «Золотая ночь».
«Кто-то долго скребся в дверь.Андрей несколько раз отрывался от чтения и прислушивался.Иногда ему казалось, что он слышит, как трогают скобу…Наконец дверь медленно открылась, и в комнату проскользнул тип в рваной телогрейке. От него несло тройным одеколоном и застоялым перегаром.Андрей быстро захлопнул книгу и отвернулся к стенке…».