Допинг на троих - [26]

Еще через некоторое время прибыло полицейское подкрепление из Франкфурта, организованное, видимо, не без помощи Быстрякова. Объяснения повторились.

Наконец полиция приняла решение – Наталью увела наверх одна из женщин-полицейских. Через двадцать минут девушка снова появилась внизу, уже одетая и готовая для транспортировки в местную больницу. Анатолий просился поехать с Натальей, но его не пустили.

При осмотре дома Бауэра полиция обнаружила кустарно запакованные ампулы с белым порошком. Эти ампулы были приобщены к делу и отправлены на экспертизу. Скорее всего, раствором этого вещества и колол Наталью Бауэр.

Сам Бауэр ничего не отрицал, но и ничего не подтверждал, заявляя, что будет беседовать только в присутствии своего адвоката.

К вечеру нас всех увезли в полицейское управление. Туда же вызвали домработницу-турчанку.

Управление мы покинули утром следующего дня. Нас с Анатолием отпустили, обязав не выезжать из города как свидетелей, проходящих по делу. За Бауэра же его адвокат внес в местный суд необходимую сумму залога, и он отправился домой.

Мы с Костенко, после того как вышли из управления, сразу же направились в больницу. Лечащий врач Натальи сообщил нам о том, что пока у девушки лишь взяты первые анализы и ничего конкретного он сказать не может. Кроме того, он отметил, что налицо серьезные нарушения психики.

Анатолий остался в больнице с женой, я же направился в гостиницу. Едва добравшись до койки, я уснул мертвым сном.

Разбудил меня телефонный звонок. Звонил Быстряков.

– Владимир Александрович? – послышалось в трубке.

– Слушаю вас, Сергей Дмитриевич, – заспанным голосом ответил я.

– Случилась еще одна трагедия.

– В чем дело?

– Сегодня днем у себя дома застрелился Бауэр.

Несколько секунд я сидел, пытаясь осознать произошедшее.

– Алле! – послышалось в трубке.

– Да, я слушаю, – встрепенулся я.

– Он оставил письмо, в котором изложил все подробности переправки девушки за рубеж. В значительной степени это облегчает ситуацию.

– Каким же образом? – удивился я. – Ведь со смертью Бауэра все концы ушли в воду! Пропала ведь не одна Наталья, а бог знает сколько еще девушек!

– Я понимаю. С другой стороны, не было никаких гарантий, что Бауэр в суде стал бы давать показания. Он мог сослаться на какую-нибудь выдуманную историю, мол, подобрал девушку в притоне Гамбурга, а препарат ему подкинули вы.

– Но на ампулах наверняка были отпечатки пальцев!

Быстряков не стал со мной спорить и сказал:

– Наверное, вы правы. Но судьба распорядилась именно так. Я звонил уже сегодня Ивану Алексеевичу и рассказал о результатах вашей работы.

– К сожалению, результаты не слишком обнадеживают. Хорошо хоть, что девушку нашли.

– Теперь, видимо, дело передадут российским правоохранительным органам, а девушку депортируют в Россию.

– Я думаю, что чем быстрее это будет сделано, тем лучше. Было бы неплохо, если бы при этом были соблюдены правила секретности.

Мы еще немного поговорили с Быстряковым, и я отправился снова в клинику навестить Наталью Костенко. Анатолий все это время провел в палате со своей бывшей женой не сомкнув глаз. Я сообщил ему о случившемся с Бауэром. Он не выразил по этому поводу никакого сожаления, посетовав лишь, что потерян важный свидетель по делу.

Анатолий сообщил, что с Натальей все по-прежнему. Она мало что помнит и не узнает своего бывшего мужа. Я посидел с ними еще немного и поехал в полицейское управление Оффенбаха. Комиссар полиции Хесслер, с которым я познакомился вчера в доме Бауэра, увидев меня, тут же вызвал переводчика, который прибыл в течение пятнадцати минут, пока я пил крепкий кофе.

Комиссар спросил через переводчика, знаю ли я о самоубийстве Бауэра. Я ответил утвердительно. В течение полутора часов нашей беседы комиссар сообщил мне, что российское посольство уже поставлено в известность и готовятся документы на депортацию Костенко в Россию. Кроме того, он заявил, что возбуждено дело по незаконному пересечению границы и контрабанде.

Я поинтересовался, проведен ли анализ химического препарата, которым кололи Наталью. Комиссар ответил, что, по заключению немецких медиков, порошок в ампулах представляет собой наркотический препарат, неизвестный доселе официальной медицине. Препарат также будет передан по линии Интерпола в Москву. При этом Хесслер заверил меня, что все будет сделано с соблюдением необходимого уровня секретности.

Я сказал Хесслеру о том, что преступники могут и не узнать о самоубийстве Бауэра. Не исключено, что, как он и говорил, через месяц в Оффенбахе появится курьер с новой порцией наркотического вещества. Хесслер сказал мне, что на этот счет я могу не волноваться, так как в доме Бауэра уже выставлен полицейский пост, который встретит курьера достойно.

Я поблагодарил комиссара за информацию и, пожелав ему удачи в деле поиска торговцев живым товаром, поехал снова в больницу. Передав Анатолию сказанное мне комиссаром, я настоял на том, чтобы он наконец поехал в гостиницу и отоспался, аргументируя это тем, что персонал больницы вполне способен оказать Наталье необходимую помощь.

Утром следующего дня мы с Анатолием вместе поехали в больницу. Врач сообщил, что никаких серьезных изменений за прошедшее время в состоянии больной не произошло, да и не могло произойти, так как ей требуется продолжительный курс лечения. Он сказал, что даст согласие на депортацию Натальи в Россию в ближайшее время. Комиссар Хесслер в свою очередь сообщил ему, что документы на депортацию уже подготовлены.