Допельдон, или О чем думает мужчина? - [16]

Ей предлагают выйти, глотнуть свежего воздуха с запахом соснового бора. Мы как раз медленным черепашьим шагом проезжаем через него, но она упорно держится за спинку сидения и говорит, что все нормально и сейчас все пройдет.

Наконец, автобус проезжает центральные ворота. Я еле-еле успеваю осмотреть окрестности, естественно, никакой палатки поблизости не вижу. Решаю, что бедолага из новостного блока уже там. На летном поле. Что называется, сбылась мечта идиота!

За воротами взгляд в очередной раз цепляется за угрожающие формы птеродактиля, штурмовика «Ил-102», последнего и единственного из славного рода ильюшинских боевых машин. Его как раз накануне салона выкатили из ангара на белый свет и поставили у входа в институт на потеху публики, рядом с такими же раритетными рептилиями, как Як-38, Миг-23 и Су-19.

Не успеваю подумать об их незавидной, увы, участи, так как наш автобус набирает крейсерскую скорость и в салон, наконец, врывается свежий воздух. Женщина широко открывает рот и ловит воздух точь-в-точь, как я ловил жизнь в тот день, выскользнув из объятия моря. Допельдон! Я ловил жизнь или глоток воздуха? Блин! А ведь «море» и «Марина» почти однокоренные…

Наконец, легкие дамы наполняются кислородом, и она на глазах оживает. Щеки ее розовеют. Женщина достает платок, вытирает с лица каплю пота и неожиданно обнаруживает в своих руках программу полетов. Удивленно смотрит на нее, потом смотрит вокруг. Никто не проявляет к ней уже никакого интереса. Все во все глаза смотрят по сторонам. Ведь мы только что выехали на самое большое в Европе летное поле, которое все, в буквальном смысле все от горизонта до горизонта, заставлено летательными аппаратами. И над всем этим полем огромное, бескрайнее небо. Прямо надо головой медленно плывет дирижабль, а чуть впереди порхают воздушные шары, на ветру колышутся воздушные змеи и флаги всех стран мира. Красота. Мир железных птиц!

Автобус, скрипнув тормозами и присев на передние колеса, останавливается, пропуская перед собой двухвинтовой грузовой самолет фирмы «Ан». Он, натужно гудя двигателями, как какой-то розовый слон, величественно проплывает мимо наших окон. Ему нет до нас никакого дела. Ему скоро туда. В небо к своим собратьям. А вот автобус реально наклоняется на один бок, потому что все, кто есть в салоне, прилипают к окнам с той стороны, через которые видно удаляющегося красавца «Антонова».

Наконец нас довозят до проходных авиасалона, и наши пути, мои и остальных пассажиров автобуса, снова расходятся. Им прямо, в бесконечные реки-очереди, а мне направо, через автостоянку, ко второй проходной. С удовольствием отмечаю, что сегодня не только я такой умный. И впереди меня и за мной тянется тоненький людской ручеек, такая муравьиная дорожка.

Пока иду, есть время снова поразмышлять на тему, а что же такого хотят увидеть все эти люди, согласно проданным билетам, более миллиона человек, на летном поле? Почему-то всегда на этом отрезке пути очень хорошо думается об этом. Зачем они всеми правдами и не правдами стремятся попасть туда? Почему они готовы терпеть унизительные обыски, многокилометровые очереди, жару и пыль, платить бешеные деньги за билеты, за то, чтобы попасть на летное поле, которое заставлено кусками холодного металла?

В прошлый раз я попытался определить их как какая-то каста, даже хотел подарить этой касте свое новое слово, но потом отказался от этой идее, потому что до меня только сейчас дошло, что, скорее всего, эти люди не каста, а особый человеческий вид или, если хотите, раса, которым есть более точное название, чем мое новое слово.

Все они не «гомо сапиес», а «гомо флайенс», а если быть совсем точным, то «гомо сапиес флайенс», то есть «человеки разумные и летающие». Самый верный признак отличить этот подвид от обычного человека, спросить у него: «А сколько времени ты сможет смотреть в небо?» Только у «гомо сапиес флайенса» глаза устроены таким образом, что он может бесконечно смотреть на небо, наблюдая за полетом облаков, птиц или крылатых машин.

Этот признак самый важный. Потому что есть «гомо сапиес флайенсы», которые могут смотреть на небо часами, причем стоя, высоко задрав голову и прикрыв глаза от солнечного света ладонью. А есть «гомо сапиес флайенсы», которые лишены таких мощных шейных мышц, но потребность смотреть в небо у них не меньшая. Если не большая. Таких сразу можно отличить по коврику под мышкой или в рюкзаке, а еще по бомжеватому и отрешенному виду. Они смотрят на небо, лежа на травке. Вот эти «гомо сапиес флайенсы» могут наблюдать за небом даже не часами, а сутками напролет. Говорят, что именно один из них и был первым конструктором летательного аппарата, а тот, кто в него сел был из тех, кто смотрит на небо стоя.

Интересно, а к какому виду я отнес бы себя? Смотреть в небо, я, конечно, умею и с недавнего времени даже начал любить, но…

Мои глаза неожиданно вместо бескрайнего неба встречают препятствие в виде спины впереди идущего человека. На рубашке с короткими рукавами здоровенное потное пятно. Чего стоим, кого ждем? Оказалось, что муравьиный ручеек как-то так незаметно превратился в очередь. Не такую гигантскую, как на первой проходной, но все же весьма ощутимую. Минут двадцать простоять придется. Звоню Гарику, сообщаю, что попал в пробку. Он говорит, что ничего страшного. У него процесс уже начался. То есть баннер он уже развернул и собирается даже в скором времени телепартировать его на центральную аллею, где, как известно, и народу побольше, и улов покрупнее. Ничего не имею против. Деньги еще никому не мешали. Договариваемся, что при помощи добровольных помощников, он сам перебазируется туда, а я, как только, проскочу пробку, приду и сменю его.