Донос - [49]

На стене у меня висят подарки и сувениры со всего мира, в том числе ножи, сабли, одна, казацкая, датирована 1811-м годом, висят «мачете» из Мексики и Панамы, ружья, пистолеты. На все есть регистрационные документы, но в суматохе не можем их сразу найти и показать. Катков нервничает. А когда обнаружили и боеприпасы – целый «арсенал» ружейных и пистолетных патронов, в большом количестве, заряженные в основном пулей и крупной картечью, он и вовсе разволновался.

– Или покажите документы, или я вызываю наряд милиции.

Но документы, наконец, найдены, все успокоились, напряжение спало.

– Что же это вы, Георгий Александрович, к осаде, что ли, готовились?

– А как вы думали, в нашем «медвежьем» углу ко всему надо быть готовым. Времена неспокойные, а пока до вас, охранников, достучишься…

– Что верно, то верно. А это как же, у вас что, в каждой комнате по телевизору, да еще вон два незадействованных. Откуда столько аппаратуры?

– А вы проработали бы более сорока лет на Крайнем Севере, тоже наверное приобрели бы. Последние десять лет мы там работали в три семьи, деньги не копили, хватит, в 91-м потеряли все накопленное. Копили всю жизнь, а потеряли в один день, по одному Указу.

– Да это понятно. Но все же…

– Что все же? Подозрительно?

– Да так, как-то…

– Мы загрузили в контейнер все, что имели, не оставили на Севере ничего, здесь то уже не купить, не на что, денег-то нет.

– А вот это мы как раз и посмотрим.

– Смотрите. Вот оно, что должно было хотя ба насторожить! Ничуть, ничто не дрогнуло и в этот раз. Хотя, куда уж прозрачнее?

Ищут деньги, и не просто деньги, а «большие» деньги. Ну, это уже не просто «донос», это чья-то «наводка».

Составили акт, забрали текущие бухгалтерские документы, впоследствии так и не пригодившиеся следствию, но потерянные для Компании навечно, уехали.

– Вы позвоните мне в пятницу, Георгий Александрович, – сказал на прощание Катков. Обыск был в среду.

Ни ордера на обыск, ни постановлений прокурора на правомерность действий оперативников так Катков мне и не показал.

* * *

В городе развесили афиши. Премьера состоялась на большой сцене городского Драмтеатра, в воскресение, перед началом дневного спектакля. Зал был полон, родителей музыкантов пригласили по специальным пригласительным билетам. Мы с братом были двое в оркестре, поэтому маме дали два билета и она пришла со своей подругой Тоней, спасавшей нас от голода, да думаю и спасшей нас от смерти.

Все было чинно в театре, торжественно и непривычно. Мы как-то притихли, немного нервничали, Семен Прокопьевич улыбался, успокаивал нас – играть, как на репетиции! Наконец кто-то выступил, нас объявили, Семен Прокопьевич поднял дирижерскую палочку, прозвучала вступительная барабанная дробь, оркестр слаженно начал и зазвучала Мелодия. Концерт, первый в нашей жизни оркестровый концерт, начался.

Успех был полный. В зале много военных, много и детей.

Где-то бушевала война, каждый день приносил страдания, смерть, люди боялись почтальонов, боялись получить «похоронку», а здесь, в театре, на общегородской сцене, дети в большом настоящем духовом оркестре играют для людей, для зрителей красивые музыкальные мелодии, играют вполне профессионально, мелодии звучат слаженно, красиво.

Ясно, что для Города наш концерт не был рядовым мероприятием. Лица людей в зале светлели, нажитые постоянным горем морщины разгладились, глаза повлажнели, впервые не от горя, впервые за эти долгие, трудные годы – от восторга, от радости! Вот она жизнь, продолжается, никакая война нам не страшна, если и в это тяжелейшее время, эти пацаны, старшему из которых одиннадцать лет, а младшему, трудно поверить, нет еще и семи – на настоящих музыкальных инструментах и на настоящей театральной сцене играют такие мелодии!

Закончился концерт. Нам аплодировали стоя. Потом выступил кто-то из руководителей города, тепло нас поздравил, Семена Прокопьевича обнял, пожелал нам удачи и успехов, хотел обнять и меня, самого младшего, но я сидел на специально сооруженном возвышении, сходить с него не захотел, да и стеснялся очень.

Затем нам вручили какие-то подарки, занавес в очередной и уже последний раз закрылся, мы перешли в оркестровую яму, чтобы сыграть еще раз, теперь в антракте спектакля.

После этого концерта о нас заговорили. Мы стали «нарасхват». В городе уже невозможно было проводить какое-то общественное мероприятие, торжество, праздничный банкет без детского оркестра. В праздники мы давали несколько концертов в день и заканчивали свои концерты иногда далеко заполночь.

Нас задаривали, мы уносили иногда с торжеств и банкетов целые сумки всяких сладостей и еды – конфеты, пирожное, куски масла, разные печенья, булочки.

За концерты оркестру платили деньги, по договоренности. Семен Прокопьевич тратил их на нас и на оркестр. Он нас одевал, поил и кормил, закупал для оркестра новые инструменты.

– Я уже старик, – говорил он, – все что у меня есть, это вы! Помню свою огромную радость, когда перед началом зимы Семен Прокопьевич купил мне валенки. Зимы в Кургане жестокие, морозы достигали пятидесяти градусов и валенки мне были ох как кстати – ходить зимой мне было совершенно не в чем, валенки в семье полагались только школьникам – Саше и Нине. Давал нам Семен Прокопьевич понемногу денег и для передачи родителям – в войну это тоже было неплохим подспорьем семье. В общем, все, что мы зарабатывали, оставалось и делилось в оркестре, который давно уже стал одной дружной семьей.