Донецк. Историко-экономический очерк - [13]

Особенно быстро разрасталась южная часть, расположенная по склону степной возвышенности. Наверху протянулась линия благоустроенных домов для 65 семей служащих англичан. Ниже шли дома попроще. Их ряд заканчивался каменным двухэтажным зданием конторы. В стороне стояли дом Юза и больница. А вокруг беспорядочно рассыпались многочисленные мастерские, кузницы, склады, жилища рабочих. Недалеко от завода находились балаганы; по берегу реки Кальмиус, на окраинах лепились «каюты».

Балаганы, в которых проживали служащие из местных людей и рабочие, представляли собой длинные, приземистые здания, сложенные из камня «с несколькими жилыми отделениями, большими и малыми… до тесноты наполненными жильцами». Основная масса рабочих ютилась в «каютах» — невзрачных землянках с крышей из земли и мусора, с земляным полом и стенами, забранными деревянными досками или выложенными камнями. «Проникнуть в „каюту“, — писали очевидцы, — можно только спустившись в землю по нескольким ступенькам земляной лестницы; „каюты“ темны и тесны, воздух в них сырой, затхлый и удушливый… Между тем в „каютах“ нередко живут семейные рабочие с грудными детьми».

Старый рабочий завода П. П. Елисеев, прибывший в Юзовку еще в 1882 году, оставил свои воспоминания о жизни в балаганах. На общих нарах размещались 50–65 человек, стены каменные без штукатурки, крыша камышовая, пол земляной. Семейным рабочим, независимо от количества детей, отводилась одна комната, общая кухня на 6 семей. Сырость и неблагоустроенность вызывали многочисленные заболевания и большую смертность среди рабочих и в особенности их детей.

П. П. Завдовеев, проработавший с 1883 года свыше 50 лет на шахте, писал: «В землянках и балаганах с голыми нарами жили горняки. Что то за жизнь была? Страхом несет, когда вспоминаешь о ней».

Только с конца 80-х годов заводоуправление стало строить дома для рабочих — 4-квартирные, с платой по 3 рубля в месяц, и 2-квартирные — по 4 рубля. Однако их было мало, и в 1892 году основная масса рабочих проживала в 160 балаганах и 700 «каютах». В последующие годы в связи с бурным ростом численности населения и требованиями рабочих Новороссийское общество вынуждено было расширить строительство заводских домов. Сотни «кают» были снесены.

Однако жилищные условия оставались чрезвычайно тяжелыми. Специальная комиссия во главе с высокопоставленным чиновником А. Штофом, исследовавшая в 1900 году положение горнорабочих на Юге России, в своем дневнике отмечала, что из 13,5 тысячи рабочих Новороссийского общества только около 6 тысячам человек были предоставлены квартиры и казармы. В казарме, состоявшей из одной комнаты, писали обследователи «живут 24 человека и кухарка; здесь же варят и едят обед, нары сплошные, выносные, часть рабочих спит на дворе и на чердаке помещения»[14]. Сохранились и «каюты». В этих землянках находилось 60 квартир, в каждой из которых проживало до 15 человек. Большинство же рабочих не пользовались и этими заводскими «благами», им приходилось снимать помещения в частных домах, в которых квартирная плата была вдвое выше.

С западной стороны к Юзовке примыкал базар с жилыми домами и лавками, устроенный на земле помещицы Лариной. Недалеко отсюда, но уже на земле другой помещицы — Смоляниновой — при заводской шахте находился горняцкий поселок, который разрастался и со временем слился с Юзовкой.

Водопровода и канализации в поселке не было (воду брали из колодцев, но только 3 были с хорошей водой). Тощая растительность виднелась возле домов мастеров. Единственный сколько-нибудь значительный сад находился при доме Юза, а крутом — выжженная земля. Улицы узкие, одна из главных — Большой проспект — имела всего 8,5 метра ширины. Проезжая часть покрывалась металлургическими шлаками и разными заводскими отходами, от постоянного подсыпания одна поднялась на два с лишним метра. По обе стороны дороги были прорыты глубокие канавы для стока воды. Обстановка создавала гнетущее впечатление. Об этом писала не только губернская пресса, но и газеты Одессы, Харькова и Петербурга В. В. Вересаев, приезжавший к своему брату в 1890 году на Вознесенский рудник (ныне Петровский район Донецка), в своих очерках «Подземное царство» отмечал: «Скучные тут места! Безобразные здания шахт, ряды рабочих землянок, удушливый запах каменноугольного дыма… Черная земля, черные дороги… На всем руднике — ни одного деревца, ни одного кустика»…

Новороссийское общество не желало расходовать средства на благоустройство. И это в то время, когда английские капиталисты получали здесь баснословные, невиданные в Западной Европе барыши. Джон Юз после своей смерти оставил сыновьям состояние, которое оценивалось около 1 миллиона рублей золотом.

Даже печатный орган объединения горнопромышленников Юга России «Южнорусский горный листок» должен был заявить: «Мы не можем не пожалеть, что, несмотря на хорошие средства, администрация завода весьма немного сделала в пользу тех рабочих, трудом и редкими способностями которых завод держится и растет». Даже когда в 1891 году в прилегавшей к поселку балке была возведена большая плотина и устроен глубокий пруд (ныне Первый пруд), имелась в виду не забота о нуждах населения, а водоснабжение завода.