Дон Жуан в Неаполе - [2]

Браво, синьора. Понятливость — послѣ податливости — драгоцѣннѣйшее качество въ женщинѣ. Дѣйствительно, я, вотъ уже треггій день, — какъ превосходно вы запомнили, — ищу возможности высказать вамъ мои чувства. Встрѣтивъ васъ на Толедо, я сказалъ себѣ: чортъ возьми, Альваръ, — меня зовутъ Альваромъ, синьора, я унтеръ-офицеръ гвардіи его высочества вице-короля.

ГАБРІЭЛЛА. Довольно же вы засидѣлись въ нижнихъ чинахъ.

ДОНЪ ЖУАНЪ. Вы находите меня старымъ?

ГАБРІЭЛЛА. Для мужчины — нѣтъ, для унтеръ-офицера — да.

ДОНЪ ЖУАНЪ. Тугое производство, синьора. Если бы я прикомандировался къ штабу, то давно былъ бы полковникомъ. Но я имѣлъ глупость заслуживать чины мечомъ на поляхъ сраженій.

ГАБРІЭЛЛА. Вы были на войнѣ? Это интересно.

ДОНЪ ЖУАНЪ. Какъ же. Я участвовалъ въ африканскомъ походѣ генерала Делла Перниче и очень отличился при его знаменитомъ отступленіи.

ГАБРІЭЛЛА. Я предпочла бы, чтобы вы отличились при наступленіи.

ДОНЪ ЖУАНЪ. Что дѣлать, синьора? Мы слѣдовали плану нашего полководца. У него былъ превосходный планъ — отступать, покуда мы не очутимся въ тылу у непріятеля.

ГАБРІЭЛЛА. Какъ бы это могло быть?

ДОНЪ ЖУАНЪ. Очень просто, синьора. Стоило только промаршировать вокругъ земного шара. Тогда наступающій непріятель оказывается — впереди, а мы, отступающіе, позади. Отступленіе становится наступленіемъ, и мы дуемъ врага напропалѵю.

ГАБРІЭЛЛА. Однако войну-то вы проиграли.

ДОНЪ ЖУАНЪ. Исключительно потому, что слишкомъ рано наткнулись на Атлантическій океанъ, а непріятель былъ такъ невѣжливъ, что разбилъ насъ, не давъ генералу придумать, какимъ способомъ переправить насъ въ Мексику… До третьяго дня, я, какъ солдатъ, былъ оскорбленъ и горевалъ, что мы слишкомъ поспѣшили заключить миръ. Но, увидавъ васъ, синьора, — чортъ возьми, Альваръ! сказалъ я себѣ. Если ты не хочешь впасть въ чахотку отъ вздоховъ, ты послѣдуешь за этой таинственной красавицею, узнаешь, кто она такая, гдѣ она живетъ, заговоришь съ нею и объяснишь, что ты не въ силахъ жить безъ нея, а умирать не имѣешь ни малѣйшаго желанія. Ты скажешь ей: синьора, пожалѣйте свое отечество, не лишайте его храбраго солдата, а гвардію вице-короля лучшаго ея украшенія. Полюбите храбраго Альаара, потому что иначе храбрый Альваръ далъ честное слово…

ГАБРІЭЛЛА. Убить себя, не правда ли?

ДОНЪ ЖУАНЪ. Это почему?

ГАБРІЭЛЛА. Да несчастно влюбленные обыкновенно себя убиваютъ.

ДОНЪ ЖУАНЪ. Терпѣть не могу ничего обыкновеннаго. Мнѣ ничуть не страшно умереть за васъ, но я останусь жить именно затѣмъ, чтобы сохранить оригинальность.

ГАБРІЭЛЛА. Но если вы не можете жить безъ меня?

ДОНЪ ЖУАНЪ. Изъ этого слѣдуетъ лишь, что я долженъ жить съ вами.

ГАБРІЭЛЛА. Вы злоупотребляете моимъ терпѣніемъ, а я слишкомъ неосторожна, что васъ слушаю.

ДОНЪ ЖУАНЪ. Я не нравлюсь вамъ? Я не довольно красивъ, чтобы завоевать ваше сердце?

ГАБРІЭЛЛА. Что красота? Говорятъ, что всякій мужчина, который немножко лучше чорта, уже красавецъ, а вы, синьоръ, конечно, очень и очень получше чорта.

ДОНЪ ЖУАНЪ. Тогда — за чѣмъ остановка?

ГАБРІЭЛЛА. Только за тѣмъ, синьоръ, что я добродѣтельная женщина.

ДОНЪ ЖУАНЪ. Это ничего. Всѣ женщины, которыхъ я любилъ, до меня были добродѣтельны. Но я довольно успѣшно исправлялъ ихъ отъ этого порока…

ГАБРІЭЛЛА. Вы такой шутъ, что на васъ нельзя даже сердиться…

ДОНЪ ЖУАНЪ. Сказала она, падая въ его объятія…

ГАБРІЭЛЛА. Нѣтъ, нѣтъ, подальше руки. Мой веселый нравъ позволяетъ мнѣ слушать ваши шутки, но я не изъ тѣхъ, за какую вы меня принимаете.

ДОНЪ ЖУАНЪ. Я принимаю васъ за самую очаровательную женщину въ Неаполѣ.

ГАБРІЭЛЛА. Примите еще за самую честную — и вы совсѣмъ мнѣ угодите.

ДОНЪ ЖУАНЪ. Вы замужемъ?

ГАБРІЭЛЛА. О, да.

ДОНЪ ЖУАНЪ. Это вашъ домъ?

ГАБРІЭЛЛА. Положимъ.

ДОНЪ ЖУАНЪ. Вашъ мужъ старъ, ревнивъ, глупъ, плѣшивъ, у него красный носъ и поврежденкныя подагрою ноги? вы его терпѣть не можете, васъ тошнитъ отъ его нѣжностей?…

ГАБРІЭЛЛА. Синьоръ Альваръ!

ДОНЪ ЖУАНЪ. Признайтесь, что я разсказалъ вамъ вашу жизнь, какъ по-писанному.

ГАБРІЭЛЛА. Вы знаете моего мужа?

ДОНЪ ЖУАНЪ. Какъ я могу знать его, когда мнѣ неизвѣстно даже ваше имя?

ГАБРІЭЛЛА. Откуда же въ такомъ слуачаѣ…

ДОНЪ ЖУАНЪ. Опытность, синьора. Что онъ ревнивъ, мнѣ подсказали эти ставни и болты, это вооруженіе дома, точно крѣпости, — въ мирное время, на самой веселой и людной улицѣ. Что вы его не любите, доказываетъ мнѣ то обстоятельство, что, несмотря на болты и ставни, вы одна на улицѣ, безъ провожатаго и служанки, и не очень сердитесь на болтовню вашего покорнаго слуги. Этотъ кварталъ — простонародный. А въ вашихъ манерахъ есть что-то, говорящее о средѣ высшей. Хотите, я разскажу вамъ вашу біографію?

ГАБРІЭЛЛА. Попробуйте, всевѣдущій оракулъ.

ДОНЪ ЖУАНЪ. Вы — бѣдная дворянка, обломокъ старинной, но захудалой и разоренной фамиліи. Семья ваша осталась безъ хлѣба, а вы безъ надежды на достойныхъ васъ жениховъ. Въ это время подвернулся разбогатѣвшій выскочка-мѣщанинъ, охочій взять жену съ гербомъ и приличнымъ воспитаніемъ. Вашимъ роднымъ, да и вамъ самой, надоѣно изо дня въ день ѣсть макароны безъ масла… Остальное я сказалъ ужъ раньше. Если въ чемъ ошибся, исправьте.