Дон Иван - [13]
Перебираю страницы из папки с наклейкой «Отстой». Она толще других и забита десятками файлов. В их дохлых объятиях сушатся жертвы абортов моей блудливой фантазии. Своеобразный гербарий-паноптикум, где можно найти что угодно – хоть мутантов, хоть ампутантов.
Похоже, нарыл! Назовем госпожу Жанна Клопрот-Мирон (так звали одну из почти не родившихся фурий в почти ненаписанном старом романе, что выдохся прежде, чем я дописал вторую главу).
Итак, Дон Иван. Севилья. Жара. Беспризорный подкидыш фортуны. Не испанец, не русский. Безуспешно считает себя и сверяет по желтым страницам, сочиненным со слов его Ж. Клопрот-Мирон, незабвенной подругой его уступчивой юности. Ее, так сказать, терпеливой наперсницей и нетерпеливой судией.
Я пробую сызнова, только уже от лица самого персонажа.
Перечитав начало рассказа, я, Дон Иван, вспоминаю:
«Неизвестно, куда занесло бы Жанну ее тренированное воображение, если б ее не сморил в этом месте заслуженный сон. Воодушевившись в вечер знакомства моим нехитрым рассказом (“Из твоего материала, мой друг, замечательный выйдет роман! Это же кладезь – герой-архетип, корневой культурный сюжет, продвигаемый анекдотичной твоей биографией, да еще и приправленный пошлостью века! Сотворю-ка я из тебя, Дон, бестселлер…”), она, как бывает с капризной писательской братией, помаленьку к нему охладела. А жаль! Мне начало понравилось, пусть получалось немного мудрено для обитателей детского дома. Кстати, сапоги у Федора, сколько помню, всегда были справные. И вообще, одевался он не то чтобы скудно, а даже щеголевато. Не каждый сподобился б в те времена обзавестись техасскими джинсами с кожаной вкладкой на стегнах и реальной бейсболкой цвета брезента – как нам казалось тогда, лучшего цвета из всех, что сотворил для мужчин Господь Бог, прежде чем сдаться на милость юннатам. Что до Прасковьи, то и здесь Клопрот-Мирон распалилась напрасно: грудка у кастелянши напоминала две шишки, набитые злым молоточком судьбы на дощатой конструкции плохо скрываемых ребер. (Урок наперед: вписать в правду ложь еще не означает соврать.)
Вот у кого грудь была грудью, так это у нашей Инессы!»
К такому сюрпризу я не готов. Причем здесь вдруг грудь директрисы?
Похоже, текст начинает дурачиться и вынуждает меня отложить сочинение на завтра. Я помещаю наброски в память компьютера и подчиняюсь жене, зовущей к столу.
За трапезой я развлекаю Светлану пересказом событий своей зарубежной поездки и, как заведенный, шучу, а сам размышляю о том, что сказал напоследок мне Герман в машине. Точнее, о том, что он не сказал. Я думаю: если б у них завязался роман, я бы, пожалуй, ушел. Не знаю, как далеко – на дачу или к праотцам. Если б у них завязался роман, я потерял бы все разом, кроме своих же романов, а таким ненадежным, хромым и горбатым богатством не очень-то проживешь. Если б у них завязался роман, я разразился б романом и, возможно, создал бы шедевр. К счастью, такой поворот невозможен.
К несчастью, мой мозг – извращенец. Для него нет ничего невозможного. Угодив под его твердолобую лупу, любое заведомо невозможное превращается тут же в одну из возможностей. Ужиться с этим распущенным монстром почти невозможно. Заткнуть ему рот можно разве что совестью, запасы которой всегда ограничены, к тому же я к ней аллергичен: если мне очень совестно, я обычно чешусь.
– Не чешись за столом.
– Это не я. Это руки, которым не терпится взяться за дело. Я, пожалуй, его напишу.
– Напиши.
– А что, есть подходящий сюжет? – Я совсем не краснею. Я с упоением чешусь.
– Есть идея. Она умирает, но для него остается живой.
– Ночной ускользающий призрак?
– Нет. Не то. Она умирает, а он ее любит – так сильно, будто смерть их любви не указчик. Будто она понарошку.
– А она понарошку?
– Конечно же нет! Но для настоящей любви она вроде пугала.
– Пугала? И кого же оно отгоняет?
– Всякие черные мысли. Как крикливых и глупых ворон.
– Непонятно.
– Ну если смерть – это пугало, то все остальное уже и не страшно. Теперь понимаешь?
– С трудом.
– Тогда иди спать. У тебя такой вид, будто ты пережил кораблекрушение.
– На борту нас порядком трясло.
– А под рукой у тебя не было выпивки.
– И не было выпивки.
– И ты глаз не сомкнул.
– И мне было стыдно.
– За что?
– За тарелку и галстук.
– И все?
– Не совсем. Я уезжал из Мадрида с одной странной мыслью.
– Какой?
– После нас – хоть потоп!
– Почему?
– Потому что я очень соскучился.
– Это действительно стыдно.
– Стыдно, что я тебе лгу.
– А ты лжешь?
– А я лгу.
– И зачем?
– Чтобы жить потом так, будто мне и не стыдно.
– Но тебе будет стыдно за то, что ты лгал!
– Не будет. Я же его напишу.
– Напиши, – вздохнула она, помолчав. – Только сначала проспись. Может, все не так плохо.
– А ты мне не врешь?
– А ты мне не веришь?
– Одно не помеха другому.
– Помеха. Если ты мне не веришь, правда моя будет врать не хуже вранья.
– Извини. Я, кажется, спал?
– Ты храпел и чесался.
– Пожалуй, пойду и посплю. В самолете порядком трясло, и я глаз не сомкнул в самолете.
Приятное чувство – сболтнуть сдуру лишнее и осознать, что ты сделал это во сне.
Мне везет. Я снюсь себе в роли счастливца, уцелевшего в кораблекрушении. Сперва все идет хорошо. Я плыву и плыву, плыву и плыву – жив-здоров и абсолютно свободен. Постепенно мое отношение к этой безбрежной свободе меняется: я понимаю, что ее мне не переплыть. Напрасно ищу я отчаянным взглядом случайную голову над водой, пока океан ленивой волной отпускает мне мириады пощечин, гоня из бескрайнего центра в равнодушную середину бескрайности. И вот я уже не счастливец, а поплавок, затерянный посреди пространства и времени, слившихся воедино, чтобы топить его в одиночестве. Топить, и топить, и топить, и топить, пока я дышу, прежде чем утонуть вечным сном.
«Настоящий интеллектуальный роман. Сказал бы „западный“, кабы не богатство и свобода русского языка» (Андрей Немзер). В начале прошлого века мадам Лира фон Реттау пригласила на виллу трех писателей, предложив сочинить по новелле о Бель-Летре. Едва познакомившись с приглашенными, Лира исчезает с виллы навеки, но писатели, следуя уговору, создают по новелле, из которых ясно, что последнюю ночь хозяйка виллы провела... с каждым из них? Новые герои виллы, как и их предшественники, — это три писателя из России, Франции и Англии.
«Венок на могилу ветра» — вторая книга писателя из Владикавказа. Его первый роман — «Реквием по живущему» — выходил на русском и немецком языках, имел широкую прессу как в России, так и за рубежом. Каждый найдет в этой многослойной книге свое: здесь и убийство, и похищение, и насилие, и любовь, и жизнь отщепенцев в диких горах, но вместе с тем — и глубокое раздумье о природе человека, о чуде жизни и силе страсти. Мастерская, остросовременная, подлинно интеллектуальная и экзистенциальная проза Черчесова пронизана неповторимым ритмом и создана из плоти и крови.
Роман писателя из Владикавказа рассказывает о людях маленькой горной деревни, где вырос и прожил сорок лет, оставшись чужаком, странный и загадочный герой. Эта история — из числа тех, что вечны.
Андрей Виноградов – признанный мастер тонкой психологической прозы. Известный журналист, создатель Фонда эффективной политики, политтехнолог, переводчик, он был председателем правления РИА «Новости», директором издательства журнала «Огонек», участвовал в становлении «Видео Интернешнл». Этот роман – череда рассказов, рождающихся будто матрешки, один из другого. Забавные, откровенно смешные, фантастические, печальные истории сплетаются в причудливый неповторимо-увлекательный узор. События эти близки каждому, потому что они – эхо нашей обыденной, но такой непредсказуемой фантастической жизни… Содержит нецензурную брань!
Это роман о потерянных людях — потерянных в своей нерешительности, запутавшихся в любви, в обстановке, в этой стране, где жизнь всё ещё вертится вокруг мёртвого завода.
Самое начало 90-х. Случайное знакомство на молодежной вечеринке оказывается встречей тех самых половинок. На страницах книги рассказывается о жизни героев на протяжении более двадцати лет. Книга о настоящей любви, верности и дружбе. Герои переживают счастливые моменты, огорчения, горе и радость. Все, как в реальной жизни…
Эзра Фолкнер верит, что каждого ожидает своя трагедия. И жизнь, какой бы заурядной она ни была, с того момента станет уникальной. Его собственная трагедия грянула, когда парню исполнилось семнадцать. Он был популярен в школе, успешен во всем и прекрасно играл в теннис. Но, возвращаясь с вечеринки, Эзра попал в автомобильную аварию. И все изменилось: его бросила любимая девушка, исчезли друзья, закончилась спортивная карьера. Похоже, что теория не работает – будущее не сулит ничего экстраординарного. А может, нечто необычное уже случилось, когда в класс вошла новенькая? С первого взгляда на нее стало ясно, что эта девушка заставит Эзру посмотреть на жизнь иначе.
Книга известного политика и дипломата Ю.А. Квицинского продолжает тему предательства, начатую в предыдущих произведениях: "Время и случай", "Иуды". Книга написана в жанре политического романа, герой которого - известный политический деятель, находясь в высших эшелонах власти, участвует в развале Советского Союза, предав свою страну, свой народ.
Книга построена на воспоминаниях свидетелей и непосредственных участников борьбы белорусского народа за освобождение от немецко-фашистских захватчиков. Передает не только фактуру всего, что происходило шестьдесят лет назад на нашей земле, но и настроения, чувства и мысли свидетелей и непосредственных участников борьбы с немецко-фашистскими захватчиками, борьбы за освобождение родной земли от иностранного порабощения, за будущее детей, внуков и следующих за ними поколений нашего народа.