Домработница царя Давида - [6]

— И сколько ты листов можешь прочитать?

— Да я много могу, — с законной гордостью сказала Аня. — Я быстро читаю. Только это же не всегда одинаково получается. Иногда всего один листик в день дают, иногда — аж три. А месяц назад срочный заказ был, так я за неделю тридцать два листа прочитала! Почти пять тысяч заработала. А заказчик ещё тортик и шампанское принес…

— Подожди, — перебила Аню дама. — Подожди, подожди… Тогда я ничего не понимаю. Ну, берём по среднему, например, два листа в день…

Она вопросительно посмотрела на Аню, Аня подумала и кивнула. Вообще-то в среднем выходило немножко побольше. Но совсем немножко, так что гордиться особо нечем. Два листа — это тоже очень приличный объём работы, сорок две страницы… Другим и этого не дают — не справляются.

— Триста долларов в день, — задумчиво сказала дама. И опять очень подозрительно уставилась на Аню. — Неплохо, неплохо… Ты надеешься, что здесь тебе будут платить больше?

— Какие триста долларов? — растерялась Аня. — Триста рублей… Один лист сто пятьдесят рублей стоит. Триста долларов я в месяц зарабатываю. Иногда даже больше.

Дама сидела, молчала, смотрела на неё с непонятным выражением лица… Кажется, не верила. Аня всегда очень терялась, если ей не верили. Главное — совершенно непонятно, чему тут можно не верить. Триста долларов в день! Вот в это действительно никто не поверил бы. А триста рублей — это нормально. Между прочим, многие даже и не мечтают о таких деньгах.

— Триста рублей в день — это хорошие деньги, — осторожно сказала она. — У нас немногие так зарабатывают. На жизнь вполне хватает.

Дама молчала, смотрела на неё, о чём-то думала. Что говорить ещё, Аня не знала. Наверное, собеседование закончилось, она не произвела благоприятного впечатления, на работу её не возьмут, так что пора уходить. Интересно: надо спросить, может ли она быть свободна? Вадик когда-то серьёзно интересовался этикетом. Предполагалось, что этикет он знает до тонкостей. А она не знает… Спросить или не спросить? Она уже почти решила спросить, но тут дама сама задала вопрос:

— Если тебя устраивает твоя нынешняя работа, почему ты ищешь другую? Учти, здесь ты сможешь заработать не больше… ну, тоже долларов трёхсот, например.

— Ой, это ничего! — Аня обрадовалась. — Это даже хорошо! Я ведь могу и корректурой подрабатывать… Правда, совсем немножко, на дом только книги брать можно, газеты дома не почитаешь, там специфика производства такая, что не оторвёшься… А книги я в свободное время могу. А если времени мало будет — тоже ничего… Можно и без подработки обойтись. Мне главное — это чтобы жить было где. В объявлении было написано «с проживанием» — вот я поэтому и позвонила.

— Тебе негде жить?

— Негде… — Аня смутилась. — То есть, наверное, можно было бы, но уже нельзя… То есть я не могу… Квартира принадлежит мужу, а мы разводимся. Как же я там останусь?.. Неудобно.

— Почему? — бесцеремонно спросила дама без всяких признаков сочувствия. Даже почему-то улыбнулась и добавила: — Я имею в виду: почему ты разводишься, а не почему тебе там оставаться неудобно.

Ну вот, мы так не договаривались… Как можно объяснить постороннему человеку, который совсем ничего не знает о её жизни, что такая жизнь — это… в общем, это не жизнь. Она даже маме ничего не сумела объяснить. Правда, мама никаких объяснений не требовала. А в суде сказали, что в заявлении надо указывать причину. Аня полчаса думала, какую причину надо указать, а потом судейская девушка — наверное, секретарь, — сжалилась над ней и подсказала: «Фактическое прекращение брака, невозможность совместного проживания, супружеская измена, несовместимость характеров… Обычно это пишут». Аня написала то, что успела запомнить: «Фактическое прекращение брака и невозможность совместного проживания». Измену она тоже запомнила, но писать не стала. Про измену она ничего не знала. Может, были какие-нибудь измены, может, не было — какая разница? Когда брак фактически давно прекратился. И проживать совместно совершенно невозможно.

— Совместно проживать невозможно, — сказала она вслух. — Совсем невозможно… Не хочу больше.

Дама молча смотрела на неё, вопросительно подняв брови. Ждала продолжения.

— И характеры у нас несовместимые, — вспомнила Аня ещё одну формулировку, подсказанную судейской девушкой. Подумала и на всякий случай расшифровала: — Всё разное — привычки, целевые установки, жизненные ценности, интересы… А сейчас он увлёкся… То есть серьёзно заинтересовался… То есть сейчас ему вообще не до меня.

Сейчас Вадик серьёзно заинтересовался малым бизнесом. Он это так называл. Решил торговать компьютерными дисками. Предполагалось, что он принял правильное решение. Но диски сначала надо было купить. Много — чтобы оборот был солидный. Чтобы купить много дисков для солидного оборота, Вадик продал всё, что можно было продать, — старую «шестёрку», перешедшую к нему от отца, железный гараж-«ракушку», ту мебель, которая была поновее, фарфоровый сервиз, который её мама и бабушка им подарили на свадьбу, и Анин компьютер. В компьютере было много уже сделанной работы и две книги, которые она ещё не вычитывала. Аня пришла с работы — а компьютера нет. Вадик сказал, что продал его за десять тысяч, и очень обиделся, когда узнал, что работы пропало на четырнадцать тысяч: «Почему ты не предупредила?! Ты же знаешь, как мне сейчас деньги нужны! Только о себе думаешь!» Ковёр, её дублёнку и их обручальные кольца он тоже продал. Потому что ковёр всё равно немодный, дублёнка летом всё равно не нужна, а кольца они всё равно не носят — он не привык, а у неё пальцы похудели так, что кольцо соскальзывает. Вот он и продал, пока она не потеряла… Но денег всё равно выручилось мало, на солидный оборот никак не хватало. Да ещё оказалось, что регистрация, аренда даже самого убогого ларька, «крыша», санэпиднадзор, налоговая инспекция — всё это стоит гораздо дороже, чем он предполагал. Тогда Вадик взял ссуду в банке. Под залог квартиры. Больше-то закладывать было нечего. Долги надо было отдавать, а отдавать было нечем, никакого оборота — ни большого, ни хотя бы маленького — не получилось. Торговля не пошла. Вадик считал, что виноваты продавцы — лентяи и жулики. Он уже трёх продавцов сменил, а торговли всё равно никакой. Не самому же в том ларёчке сидеть? Он своё дело сделал, он такие бабки в бизнес вложил, а эти лентяи и жулики специально делают всё для того, чтобы эти бабки вылетели в трубу. Бабки правда вылетали в трубу со свистом. Почти все Анины заработки шли на погашение долгов. К тому же, и заработков стало меньше. Без компьютера было трудно. Приходилось читать распечатку, потом относить типографским наборщикам на правку, потом по второй распечатке делать сверку… Времени не хватало. Вадик потерпел месяца два, а потом сказал, что никакой серьёзной помощи от неё он не видит. Серьёзная помощь будет в том случае, если её мама продаст свой дом и вложит деньги в его бизнес. Он уже серьёзно интересовался ценами на недвижимость в райцентрах. Дом Аниной матери придётся продавать срочно, поэтому больше семи тысяч долларов за него не возьмёшь. Ну, и то хлеб… Хотя бы часть ссуды погасить можно будет. Не терять же ему квартиру только потому, что продавцы — лентяи и жулики, «крыше» и всем официальным инстанциям он платит из своего кармана, а от жены — никакой серьёзной помощи… Аня пошла и подала заявление о разводе. Ну, и как всё это можно рассказать постороннему человеку? Тем более — этой даме с бриллиантовым браслетом на прекрасной руке. Вряд ли вообще поймёт, о чём идёт речь.