Домовенок Кузька и Вреднючка - [2]
— И чего это Фенечка от меня запряталась? — удивляется он. — В первый раз я в нее в темноте, что ли, втрюхиваюсь? Раньше втрюхивался, и ничего. Только мурчала. Может, хворь какая с ней сделалась? Или сон нехороший приснился? Вот сейчас выволоку Баюнка из-под подушки да задам ему!
Баюнок тоже жил в доме Кузьки. Жил он обычно на кроватях, под подушками. Днем набирался сил и сны сочинял, а ночью помогал уставшим людям скорее засыпать и показывал им интересные, цветные сновидения. Но иногда у Баюнка было плохое настроение, он отбивался от рук и вместо правильных снов потихонечку от Кузьки показывал неправильные. Но домовенок все равно узнавал о его проделках. После неправильных снов люди вставали угрюмые, неразговорчивые и несчастные. Обычно они обвиняли во всем свою левую ногу, но уж Кузя-то знал, что нога здесь не при чем. Ни левая, ни правая.
— Ах, беда-беда-огорчение! Охти мне, батюшки! Охти мне, матушки! — причитал Кузька, в поисках Баюна. — И всего-то в отпуске три дня был, а власть переменилась. Был главным я, а теперь — Кавардак-непорядок. Вот тетехи, невразумихи, недотяпухи! Цветочки не политы, в сундуке все шиворот-навыворот, кошка недобрая, пауки, как оглашенные, паутину по углам плетут!
Тут дверь открылась и в комнату вошла Анютка. Кузька было испугался, под лавку шмыгнул, а потом вспомнил, что он не боится Анютку, и опять вышмыгнул. Вышмыгнул, подскочил к девочке и запрыгал на месте от нетерпения:
— Что ли мне и в отпуск съездить нельзя? Что ли без меня и в доме прибрать некому? Что ли и кошка ненакормленная, цветочки ненапоенные? Я же тебя за главную оставлял! Вот теха-растеха неразумная! А ну-ка живо веник — мне, водички — цветочкам, молока — кошке, метлу — паукам! Ай! К вам еще и таракашки набежали! Брысь, негодные! Бегает Кузька по комнате, ловит невесть откуда взявшихся тараканов, складывает их в подол рубахи. А тараканы злющие, усищами шевелят, ножищами скребутся, страшно! Но домовенок их ничуть не боится. Только Анютка стоит, грустно смотрит на домовенка и не помогает ему тараканов ловить.
— Отпусти их, Кузенька, — вздыхает девочка, — сегодня всех переловишь — завтра еще больше придет.
— Как это больше? — не соглашается с ней Кузька. — Тараканы — животные скромные: чем больше их прогоняешь, тем меньше их в гости напрашивается.
— Это раньше так было, — не соглашается с ним Анютка, — а теперь все не так, все по-другому. Да ты сам посмотри!
— Посмотрел уже! — закрутился юлой у нее под ногами Кузька. — Паутина в углах, пыль на столах, цветочки зачахли, чашки побились, вещи в сундуке переворошились, кошки взбесились, люди обленились!
— Люди не обленились, — вздыхает Анютка, — и я, и бабушка с ног сбились. Вечером наведем порядок, а утром встанем — как будто год в доме не прибирались. Бабушка Настасья на Фенечку думает, а мне кажется, что не может одна кошка столько бед наворотить. Кто-то ей помогает.
— Или мешает, — подпрыгнул на месте Кузька. — Кошки в доме для порядку заводятся. Не могут кошки безобразия творить. Не для того они придуманы. Это не мыши и не дети малые. Это у нас тут кто-то другой завелся.
Глава 3. ШИШИТА-ВРЕДНЮЧКА
Не спится Кузьке, не играется Кузьке, не работается. Сидит домовенок на шестке печи, думает. Что же случилось, пока его дома не было? Неужели зловредная Баба Яга отомстила за догонялки и превратила его дом в Дом для плохого настроения? Да когда она успела только! Сидит домовенок, думает. Тихо в доме, ночь, все смотрят интересные сны и не мешают думать домовенку. Только ходики тикают, тихо так, приятно. Совсем не мешают, а только говорят: «Не бойся, ты не один, мы-с-то-бой, мы-с-то-бой!».
А Кузька и не боится. Это его дом, кого он должен в собственном доме бояться? Только огня, а тот уже давно не балует, давно свое место знает. И вдруг кажется Кузьке, будто из норки мышиной мохнатая мышкина голова показалась.
— А вот я ее сейчас, — тихо обрадовался домовенок, — пусть только попробует к караваю подползти!
Любил Кузька мышей пугать. Они-то, глупые, только кошки боятся, а никак не могут запомнить, что главный враг всех непрошеных жильцов в избе — вовсе не кошка, а домовой. Притаится обычно Кузька в неприметном месте, сделается совсем маленьким, не больше мизинца, дождется, когда серая воришка к хозяйской еде подкрадется, прыгнет на нее сверху и давай кататься!
Носится мышка по избе, как угорелая, пищит, сердешная, со страху, а Кузька еще и покрикивает:
— Но-но, залетная! Не притормаживай! Не притормаживай! Шибче едешь — дальше будешь!
После таких скачек даже самые нахальные мышки паковали узелочки и перебирались со всем семейством в другие избы — в те, где некошные домовые хозяйничали.
Притаился Кузька, ждет, когда нахалка в полный рост из норки выползет. Ждал-ждал и дождался. Выползла. Только не мышка, а непонятно что, неведома-зверушка какая-то. Ножки тоненькие, ручки длинненькие, голова лохматая, а из-под лохмулек два глаза блестят. Сердито так блестят, невежливо.
— Охти мне, батюшки! — тихонечко всплеснул руками Кузька от огорчения. — Все теперь понятно! Шишига в доме бесконтрольный завелся! Ну я ему сейчас!
