Dominus bonus, или Последняя ночь Шехерезады - [17]

В отчаянье пыталась я отвлечься от ужасных картин, которые одна за другой отвоевывали себе место в моем воображении, но сознание собственной вины уже никак не хотело отвязываться от меня. Я раскрыла учебник латыни и попыталась сосредоточиться на склонениях и спряжениях. Но Dominus Bonus со свитком папируса в руке, стоявший под грамматическими таблицами, сурово наблюдал за мной исподлобья, напоминая мне о моем сегодняшнем грехе. Я отбросила учебник и заплакала.

"Как искупить эту вину? - безостановочно пульсировало у меня в голове. - Просто "хорошо себя вести" теперь не поможет - я-то точно знаю".

Под вечер я немного успокоилась, решив завтра же вернуться в собор и положить несколько марок в какой-нибудь ящик для сбора пожертвований. Но утром на меня снова накинулась тревога.

"Нет, - думала я, - это даже не вера получается, а суеверие какое-то, если я так вот легко отделаться хочу. Разве Бог примет дар, сделанный задним числом, из страха и не стоящий мне, к тому же, абсолютно ничего, кроме, пожалуй, двух-трех плиток шоколада, которые я могла бы купить себе на эти деньги?"

Я еще больше расстроилась и, продолжая тащить на себе тяжелый груз вины и тревоги, поплелась в университет. Естественно, сконцентрировать свое внимание на том, что происходило в этот день на лекциях и семинарах мне так и не удалось. Даже Господина Петерса я почти не слушала. Небрежно облокотившись рукой о стопку лежавших перед ним книг, он рассказывал что-то крайне интересное. Сделав очередное меткое замечание по поводу Рильке, Петерс, как мне показалось, хитро покосился в мою сторону - мол, провинилась, ну и сиди себе, таким, как ты, даже я с моими знаниями и опытом помочь не могу, да и не хочу.

"Хорошо ему, - подумала я. - Он - сам себе Хозяин и никаких начальников над собой не потерпит".

Но я-то не всемогущий и всезнающий Господин Петерс, я дрожала от одной только мысли о том, что высшая небесная сила разгневалась на меня, и с ужасом искала способ избежать предусмотренное мне наказание.

Когда я снова оказалась в общежитии и, изнемогая от страха и угрызений совести, опустилась на кровать, решение проблемы вдруг пришло само собой.

"Андреас! - осенило меня. - Он непременно может помочь!"

Не знаю, действительно ли я надеялась в тот момент, что Андреас заступится за меня перед Богом, или просто ждала от него утешения, - так или иначе, мне стало ясно - мое место сейчас рядом с ним. Накинув куртку, я, не теряя ни минуты, выбежала на улицу: а вдруг повезет, и я найду его еще сегодня вечером в ресторане. Шел сильный дождь, но возвращаться за зонтиком мне не хотелось - надо было двигаться вперед, и чем быстрее, тем лучше.

Я немного боялась, что не найду тот ресторан, но, оказавшись в Старом Городе, сразу же сообразила, где примерно должен был работать Андреас и, прибавив шаг, заспешила по темным извилистым улочкам, освещенным ностальгическими фонарями и окнами пивных. Дождь не хотел утихать, и мне все труднее становилось обходить лужи, количество которых у меня на пути постоянно увеличивалось. Мои туфли промокли, но, стараясь не обращать на это внимания, я шла дальше.

Однако, когда цель наконец была достигнута и я остановилась перед тем самым подъездом, где накануне распрощалась с Андреасом, решительность покинула меня.

"Даже если он и здесь, - подумала я, - разве можно вот так вот ни с того, ни с сего являться к нему? Он, наверняка, сочтет меня за сумасшедшую!"

Я чуть снова не заплакала, но мое внимание внезапно привлек к себе голубь с мокрыми от дождя, торчащими во все стороны перьями. Меня удивило, что, несмотря на очевидные лишения, которые причинял ему дождь, голубь вовсе не собирался никуда прятаться, а, напротив, с самым расслабленным видом покоился на мостовой, вольготно разложив по сторонам растрепанные крылья. И тут я заметила, что лежал он совсем не на мостовой, а на одном из вделанных в асфальт круглых плоских прожекторов, обеспечивающих ресторанному фасаду эффектную вечернюю подсветку. Все ясно - просто голубь мудро решил воспользоваться этим прожектором и теперь, вместо того, чтобы следовать примеру своих собратьев, суетливо жмущихся друг к другу под каким-нибудь узеньким карнизом, спокойно пережидал непогоду, хоть и без крыши над головой, зато в непосредственной близости от почти эксклюзивного источника света и тепла.

Этот жизнеутверждающий пример ободрил меня, и я решила заглянуть в высокое, обрамленное парчовыми шторами окно ресторана. Многие столики были заняты посетителями. Ближе всех к окну сидела группа пожилых мужчин в клетчатых пиджаках с трубками в руках. В мраморном камине медленно сгорали березовые поленья. Но вот между столиками показался Андреас, неся в руках серебряный поднос, на котором стояли хрупкие вазочки с каким-то причудливым десертом. Я отпрянула немного в сторону из страха, что он заметит меня. Но из залитого светом ресторанного зала вряд ли можно было разглядеть, что происходит в царящей снаружи темноте. Сообразив это, я опять заглянула в окно. С серьезным, почти величественным видом поставил Андреас десерт перед каждым из пожилых мужчин с трубками - так гордые короли подают милостыню валяющимся в грязи нищим. Сидящие за столом, как мне показалось, расплывались перед ним в заискивающих улыбках, пытаясь обратить на себя внимание. Один даже тронул его за рукав неловким, размашистым жестом, будто выпрашивая у него хоть каплю благосклонности. Но Андреас оставался непреклонен: без тени улыбки, которая могла бы даровать просителю хоть самую маленькую надежду, и с холодно-отстраненным выражением лица выслушал он обращенную к нему просьбу, затем, чуть качнув головой, резко развернулся и пошел прочь. Не было сомнений - мой ангел отказал им. Мужчины у стола растерянно разводили руками, пытались улыбнуться, обменивались какими-то репликами, но разговор у них, видимо, не клеился: то и дело они беспокойно поворачивали головы в ту сторону, куда только что ушел Андреас, будто и вправду еще чего-то ожидали от него. И, действительно, через некоторое время Андреас вернулся к их столу. Но какую же злую шутку приготовил он неумелым просителям! Вместо божественного благословения, вместо райского блаженства, которое, вероятно, выпрашивали мужчины в пиджаках у ненароком попавшегося им на пути ангела, он нес на серебряном подносе... несколько коробков спичек. Ошарашенные подобной выходкой посетители, не решаясь прекословить посланнику высшей силы, молча разобрали коробки и, погрузившись в тяжелую задумчивость, начали зажигать свои трубки. Что же им еще оставалось делать? Андреас, видимо, вполне довольный своей иронической проделкой, хотел уже было идти прочь, но один из мужчин вдруг остановил его умоляющим движением руки. Мой ангел снисходительно вскинул брови и как бы нехотя задержался на месте. Мужчина несколько неуверенной рукой полез внутрь своего пиджака и, вынув оттуда денежную купюру, протянул ее Андреасу. О, как жалко выглядела эта попытка задобрить небесные силы и отвести от себя их очевидную немилость! Несколько секунд Андреас оставался без движения, словно размышляя, отвергнуть ему непрошеный дар со всей надлежащей строгостью или все же пожалеть просителя и принять никчемное пожертвование, оставив таким образом этому несчастному хоть каплю надежды на то, что его мольбы будут услышаны там, наверху. Мужчина за столом, видя колебания Андреаса, снова заискивающе улыбнулся и слегка помахал банкнотой в воздухе, очевидно желая во что бы то ни стало склонить Андреаса в пользу своего жалкого дара. Наконец Андреас смягчился: благосклонно протянув вперед руку, он позволил вложить в нее купюру, но в его глазах не отражалось при этом ни капли благодарности, наоборот - они были холодны и непроницаемы, будто в каждый из них залетело по льдинке.