Доминика из Долины оборотней - [170]

Я и прежде видела Фрэнка голым по пояс, но сейчас, практически обнажённый, поскольку мокрые, облепившие тело боксеры мало что скрывали, он меня практически ослепил и нокаутировал. Открыв рот, я, как зачарованная, смотрела, как вода стекает по его выпуклым мускулам и как рельефные мышцы перекатываются под блестящей от воды и лунного света кожей.

Я почувствовала уже знакомое томление под ложечкой, но в этот раз оно было гораздо сильнее, и к нему присоединилось странное чувство в тайном местечке внизу живота, заставившее меня непроизвольно сжать ноги. Кожа вдруг стала невероятно чувствительной, мне казалось, что ткань футболки просто царапает мои соски, хотя прежде она казалась мне мягче пуха. Тяжело дыша пересохшим ртом, я буквально пожирала глазами фигуру Фрэнка, не в силах отвести взгляд, да и не желая его отводить.

Совершенно не замечая моей реакции, Фрэнк вышел из воды, вытирая рукой воду с лица и тряся головой, отчего вода с его волос разлеталась в стороны, как с отряхивающейся собаки.

Отшвырнув рыбу к двум другим, он широко улыбнулся мне, с видом мужчины, добывшего мамонта.

– Вот. И никакие удочки нам не нужны.

Я продолжала стоять, не шевелясь и даже не моргая.

– Солнышко, что случилось, – встревожился он, заметив моё странное поведение, потом пригляделся повнимательнее и, кажется, обо всем догадавшись, окинул себя взглядом, потом вновь взглянул на меня. Его взгляд буквально обдал меня жаром, а весьма многозначительный бугор в боксерах стал увеличиваться на глазах.

– Прости, Солнышко, – пробормотал он, исчезая в палатке.

И как только я перестала его видеть, с меня словно бы морок спал. Я плюхнулась на траву, стараясь выровнять дыхание и осознать произошедшее.

– Что это сейчас было? – едва слышно проскулила я, но Фрэнк, конечно же, услышал.

– Это желание, Солнышко, – донёсся из палатки его голос, а потом – медленные вдохи-выдохи. Похоже, он пытается успокоиться, так же, как и я. Я стала дышать в такт его дыханию и поняла, что начинаю расслабляться, меня потихоньку «отпускает».

– У меня бывало прежде нечто похожее, но не так сильно, – пожаловалась я, машинально поворачивая «шашлыки», поскольку вновь почувствовала уже знакомый, чуть горелый запах.

– Это моя вина. Нужно было остаться в брюках, – сокрушённый голос Фрэнка слышался одновременно с шуршанием одежды. – Я понимал, что нас тянет друг к другу физически, это нормально, это природа, мы половинки... Я понимал и пытался как-то держать это всё в рамках, контролировать. А сейчас вот дал маху, не подумал, забылся, спровоцировал тебя, прости. Я понимаю, тебе сейчас не по себе...

– Тебе тоже, – я прекрасно понимала реакцию Фрэнка, не такая уж я и наивная.

– Да, но у меня больший опыт в том, как справляться с подобными ситуациями.

Фрэнк вышел из палатки, уже сухой, одетый и с ножом в руке, на его новой футболке красовалась надпись: «Ни стыда, ни совести, ничего лишнего». Присев возле меня на корточки, он погладил меня по щеке костяшками пальцев. Я тут же вцепилась в его руку и прижалась щекой к ладони.

– Нам нужно немного продышаться, Солнышко, – с кривой улыбкой сказал он, заглядывая мне в глаза своими завораживающими синими глазами. – Сними мясо с огня, пока не подгорело. А я займусь рыбой.

Я послушно стала спихивать мясо с шампуров в контейнеры и миски, наблюдая, как ловко Фрэнк чистит и потрошит рыбу, промывает её сначала в реке выше пруда, а потом – чистой водой из бутылки. Отрезанные головы он запустил на другой берег. Сначала такой поступок меня удивил, а потом я заметила уже знакомую мне лису, которая осторожно подкралась к рыбьей голове, а потом стала с жадностью её грызть.

– А я её даже не заметила, – покачала я головой.

Фрэнк куда-то исчез, но тут же появился, держа в руке какие-то растения, которыми стал натирать рыбу, я почувствовала непривычный, но довольно приятный запах.

– Соли у нас нет, но это тоже подойдёт, – пояснил он свои действия. – Будет не так пресно. А лису я тоже не видел, я её почувствовал. По запаху.

– А я – нет...

– Всё приходит со временем, не грусти, Солнышко, – Фрэнк нанизал рыбу на шампуры и расположил над огнём, потом палкой разворошил пирамидку почерневших поленьев, превратив их в ровный слой углей.

– Но разве я не должна теперь чувствовать все запахи намного сильнее? – мне было даже немного обидно.

– Ты и чувствуешь. Просто пока не научилась их опознавать. Вот клубнику, например, ты узнала сразу, поскольку прекрасно знала этот запах до перерождения. С другой едой у тебя, видимо, тоже нет проблем. А вот с людьми – другое дело. Или с той же лисой – разве прежде ты её нюхала?

– Нет, – захихикала я.

– Ты сейчас очень многому учишься заново, как ребёнок. В раннем детстве ты прекрасно могла видеть разных животных, но то, что рыжая, пушистая, с хвостом – это лиса, а с крыльями, перьями и плоским клювом – утка, ты узнала постепенно, со временем. Так и сейчас – ты чувствуешь запахи, но не узнаёшь.

– Понятно, – вздохнула я. – Почему-то раньше мне казалось, что переродившись, я сразу всё буду уметь. Не думала, что многому придётся учиться. А для тебя это тоже стало сюрпризом?