Домик в Коломне - [34]

Не желая вступать в публичную, небезопасную для того времени полемику по поводу идеологического бесплодия Православия и чувствуя, что даже эзоповский язык может навлечь на него ханжеский гнев богословов-философов, Пушкин выбирает самый верный путь изъяснения — прямой:

Как бы это изъяснить,

Чтоб совсем не рассердить

Богомольной важной дуры,

Слишком чопорной цензуры?

Как быть?… Помоги мне бог!

Такой ход (скорее всего подсознательный) оказался верен. Критика прошедшего и настоящего столетия всегда воспринималa эту сказку в меру своей испорченности, т.е. демонстрировала свое непонимание народного эпоса, а, следовательно, и непонимание той информационной среды, в которой развивалась духовная личность народа. Пушкин, являясь выразителем духовной личности народа, никогда не мог быть полностью понят такой критикой. Например, известный философ прошлого века Вл.Соловьев, почему-то уверенный, что «Гавриилиада» и «Царь Никита» остались незаконченными, писал: «Попытки запрягать поэзию в ярмо сложного порнографического острословия не удавались Пушкину.» (Ист.27, с.600). Интересный момент. На уровне подсознания Вл.Соловьев, объединив «Гавриилиаду» и «Царя Никиту», понимал, что Пушкин никогда не занимался острословием, да еще таким, которое ему «не удавалось». Здесь имеет место проявление хронологического приоритета информационной среды, формируемой творчеством Пушкина («Гавриилиада» — «Ветхий Завет» — 1821г.; «Царь Никита и сорок его дочерей» — четыре Евангелия «Нового завета» — сорок сороков православных церквей Москвы — 1822г.) Эти же произведения на уровне сознания Вл.Соловьева — «ярмо сложного порнографического острословия».

Если в 1822г. в сказке Пушкина безнадежному делу с идеологическим бесплодием Православия помогает ВЕДЬМА (от слова «ведать»):

Баба ведьмою слыла,

Всем недугам пособляла,

Немощь членов исцеляла.

то восемь лет спустя решение этого вопроса Пушкину видится иначе. Но для понимания этого видения необходимо более глубоко разобраться во взаимоотношених вдовы-монархии с кухаркой Феклой-Православием. С этой целью прокомментируем главные занятия вдовы в переломные моменты истории России.

Старушка-мать, бывало, под окном

Сидела; днем она чулок вязала,

А вечером, за маленьким столом,

Раскладывала карты и гадала.

(Октава 31)

«Занятие тайными науками всегда было в почете у русских; со времени Сведенборга и баронессы Крюденер все спириты и иллюминаты, все магнитезеры и гадатели, все жрецы изотеризма и чудотворцы встречали радушный прием на берегах Невы». — Эта запись сделана в дневниках французского посла в России Мориса Палеолога 21 ноября 1916 г.(Ист.46).

В дневнике Палеолог подробно описывает дух мистицизма, царивший при дворе последнего русского монарха: «В 1902 г. воскреситель французского герметизма маг Папюс, настоящая фамилия которого д-р Анкосс, приехал в Петербург, где он скоро нашел усердных поклонников. В последующие годы его здесь видели неоднократно во время пребывания его большого друга знахаря Филиппа из Лиона; император и императрица почтили его своим полным доверием; последний его приезд относится к февралю 1906 г. И вот газеты, дошедшие к нам недавно через скандинавские страны из Франции, содержат известие о том, что Папюс умер .» (Запомним, читатель, эту дату, чтобы лучше понять дальнейшее.) «Признаюсь, — сообщает дальше Палеолог, — эта новость ни на одно мгновение не остановила моего внимания; но она, говорят, повергла в уныние лиц, знавших некогда „духовного учителя“, как называли его между собой его восторженные ученики.

Госпожа Р., являющаяся одновременно последовательницей спиритизма и поклонницей Распутина, объясняет мне это уныние странным пророчеством, которое стоит отметить: смерть Папюса предвещает не больше и не меньше, как близость гибели царизма, и вот почему:

В начале октября 1905 г. Папюс был вызван в Санкт-Петербург несколькими высокопоставленными последователями, очень нуждавшимися в его совете ввиду страшного кризиса, который переживала в то время Россия. Поражения в Маньчжурии вызвали повсеместно в империи революционные волнения, кровопролитные стачки, грабежи, убийства, пожары. Император пребывал в жестокой тревоге, будучи не в состоянии выбрать между противоречивыми и пристрастными советами, которыми ежедневно терзали его семья и министры, приближенные, генералы и весь двор. Одни доказывали ему, что он не имеет права отказаться от самодержавия его предков и убеждали не останавливаться перед неизбежными жестокостями беспощадной реакции; другие заклинали его уступить требованиям времени и лояльно установить конституционный режим. В тот самый день, когда Папюс прибыл в Санкт-Петербург, Москва была терроризирована восстанием, а какая-то таинственная организация объявила всеобщую железнодорожную забастовку.

Маг был немедленно приглашен в Царское Село. После краткой беседы с царем и царицей, он на следующий день устроил торжественую церемонию колдовства и вызывание духов усопших. Кроме царя и царицы на этой тайной литургии присутствовало одно только лицо: молодой адъютант императора капитан Мандрыгка, теперь генерал-майор и губернатор Тифлиса. Интенсивным сосредоточием своей воли, изумительной экзальтацией своего флюидического динамизма духовному учителю удалось вызвать дух благочестивейшего царя Александра III;