Домик в дачном поселке - [25]
Оно вроде бы такая парикмахерша немного говорит, только слушает, но она, видать, чего-то сказала, и кто-то это отметил, хотя была она парикмахером мужским, и полиция из повята это тоже отметила, хотя та самая парикмахерская в наш повят уже и не входит.
Таким образом, наша афера пересекла границы повята и постепенно превращается в международную.
Полицейские из повята потирают руки, но без особого энтузиазма, поскольку им приходится вести переговоры с коллегами из соседнего повята и уже понятно, что воеводские прибудут сразу же на готовенькое.
Тем не менее, меня они считают чуть ли не какой-то пророчицей, и я же вижу неподдельную концентрацию в их глазах, когда они на меня теми своими глазами глядят. Можешь назвать это уважением, раз так называю это я.
Я им говорю, что им следует сделать, а они закуривают, лицемерно так усмехаются, то есть, с превосходством или каким-то пренебрежением, но потом же я вижу, что, все-таки, именно то и делают.
С практически довольным собой приветом,
Олька.
Ну и просто замечательно!
Сделаешься повятовой Матой Хари или какой-нибудь миссис Марпл.
А поскольку ты давно уже не дева, сделаешься еще кем-нибудь: Ларой Крофт или там четвертым ангелом Чарли[47].
Только успокойся.
По-русски, наверное, это прозвучит так: воспокойся![48]
С таким же самым воспокоенным (воспокойным?) приветом,
Агнешка.
Значит, так?
Ну что же, держи! Полицейские из повята уже повасьваськали с русскими и потому знают, что Галя — это швитезянка, хотя мой волос ей и не соответствовал. Но зато у них имеется ее ДНК, и та соответствует ДНК швитезянки вплоть до самого дна озера.
А еще им известно, что та самая Галя, или же швитезянка, была студенткой юридического факультета университета в Витебске[49] (ты представляешь?!), и что три месяца назад она законно пересекла границу в качестве туристки.
Теперь все дело взяли на себя воеводские, но без особой уверенности.
Ты же понимаешь, тут тебе лето, в делах застой, а у них — с одной стороны — озеро, а с другой стороны — труп плюс масса связанных с ним улик.
И снова они глядят на тех, из повята, волком, ведь это же они, nomen omen, всю эту лажу спроворили, потому что прокурор, понимаешь, бесится, ведь те, повятовые, в принципе, должны были бы дело прикрыть, а теперь у этих, воеводских, это дело снова на шее.
Все это их неплохо взбесило, но и заставило задуматься.
Они начали расспрашивать Янека про его командировки.
При этом они записывают даты и отмечают эти даты на карте.
И вот у них уже, псякрев, выходит, что Янек мог стричься в этом другом повяте, и как раз у швитезянки.
Понятное дело, этого еще слишком мало не только для того, чтобы посадить Янека на электрический стул, так даже под двери камеры. Другими словами, вешать Янека еще не за что.
Но факты не перестают оставаться фактами, к тому же они способны делать совсем нехорошие акценты.
Боюсь, что для него все уже слишком поздно, а это означает, что поздно и для меня, тем более — для меня.
Похоже, он снял ту девицу, или это она его сняла, но, скорее — он ее, или взаимно сняли, потому что девица была хитрожопая, пока не напухла вся от воды.
Короче, собирала она весь тот свой юридический опыт, так что вся комбинация с теми договорами лепится к ней как влитая.
Янек, как всегда Янек, понятное дело, молчит, но это его молчание мне очень даже многое говорит.
Он, понимаешь ли, оправдываться от швитезянки не собирается, поскольку то было бы ниже его достоинства.
А спать с швитезянкой ниже его достоинства не было.
И вот тут я начинаю размышлять над тем, а на каким же уровне это его достоинство располагается. Ведь это же, моя дорогая, расположение очень даже ниже пояса.
Вот же сукин сын, трахал свою швитезянку, трахал, а потом ее утопил.
Я с самого начала об этом знала.
Струсил и утопил, потому что, вероятно, у швитезянки имелись свои амбиции, а у Янека своих амбиций не было.
Наверняка швитезянка хотела его развода со мной, и только тут до придурка дошло, в какое же дерьмо он вступил.
Тут он махнул своей львиной лапой и случайно попал.
И тогда ему пришло в голову, что швитезянка может утопиться и сама. Это же в его айкидо-стиле. Зачем драться, когда противник убьет себя сам под влиянием собственной инерции. Достаточно будет увернуться, чтобы избежать последствий собственной глупости.
По его характеру это ему весьма соответствует.
Одухотворенный, понимаешь ли, зверек, мелкое млекопитающее, удирающий от когтей хищницы.
Она сама поскользнулась на кафельных плитках умывалки, а он просто не дал ей встать и прийти в себя.
Вот как все должно было выглядеть.
И все те окружающие нас мусора точно так же и рассуждают.
Об этом знают даже продавщицы в нашей лавке.
А Янек молчит.
Как это на него похоже!
У вас против меня что-то есть? — так докажите это.
Он притащил карася прямо из озера и выпотрошил того прямо у меня на глазах; вот попросту вытащил из него кишки харцерской[50] финкой.
Янек отпилил рыбе голову той частью ножа, что с зубчиками, остальное закончил лезвием.
Затем ляпнул рыбий трупик прямо на гриль и посолил!
А потом и вообще сожрал.
Даю голову на отсечение, про себя он — дикарь и троглодит — еще и бил себя в обезьянью грудь!
Трудная и опасная работа следователя Петрова ежедневно заканчивается выпивкой. Коллеги по работе каждый вечер предлагают снять стресс алкоголем, а он не отказывается. Доходит до того, что после очередного возлияния к Петрову во сне приходит смерть и сообщает, что заберет его с собой, если он не бросит пить. Причем смерть не с косой и черепом на плечах, а вполне приличная старушка в кокетливой шляпке на голове…
-Это ты, Макс? – неожиданно спрашивает Лорен. Я представляю ее глаза, глаза голодной кобры и силюсь что-нибудь сказать. Но у меня не выходит. -Пинту светлого!– требует кто-то там, в ночном Манчестере. Это ты, Макс? Как она догадалась? Я не могу ей ответить. Именно сейчас не могу, это выше моих сил. Да мне и самому не ясно, я ли это. Может это кто-то другой? Кто-то другой сидит сейчас на веранде, в тридцати восьми сантиметрах от собственной жизни? Кто-то чужой, без имени и национальной принадлежности. Вытянув босые ноги на солнце.
Всю свою сознательную жизнь Данила был сиротой: несчастной такой толстощекой сироткой... А тут вдруг – бац! У него нашелся отец. Да не простой, а настоящий банкир! В комплекте с ним Даниле досталась приемная мать-негритянка – особа королевских кровей... Жизнь налаживалась. Но вместе с благосостоянием увеличилось и количество тайн, раскрыть которые нужно срочно. Например, что зa шифр написан на дне рыболовного ведерка, что случайно попало Даниле в руки? Почему королева-негритянка носится за этим ведром, как девчонка? Может быть, это номера банковских счетов? Или – телефоны тайных подруг Данилиного папаши-банкира? Старинный приятель Макс предлагает свою помощь.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
Могла ли Инна смириться с изменой своего мужа Бритого? Да никогда! И, собрав свои вещички, она ушла из дома. Навсегда! А для начала решила поселиться в уютном пансионате "Санни". Но тихое на первый взгляд местечко оказалось очень даже горячим! Во время утренней прогулки по берегу залива Инна наткнулась на труп. И стала главной подозреваемой в убийстве. Но, видно, злодейке-судьбе этого показалось мало, и вот уже Инна играет роль невесты некоего Альберта, наследника крутого бизнесмена по кличке Хозяин, которому она..
Второй роман французского писателя Даниэля Пеннака (р. 1944), продолжающий серию иронических детективов о похождениях профессионального «козла отпущения» Бенжамена Малоссена.