Домашняя дипломатия, или Как установить отношения между родителями и детьми - [68]

Выпячивать одну–две способности до степени гениальности – нерентабельно. Самое лучшее – создать гармоничную, равновесную, жизнеспособную систему. Для личности, живущей в неблагоприятных или вообще в невозможных условиях, основа основ – короткая память, легкое (лё–о–огонькое такое) нарушение причинно–следственных связей, а в качестве компенсаторного механизма – отменная интуиция, сильная эмпатия, развитые инстинкты. Если инстинкт самосохранения реализовать не удается, пускай его заменит инстинкт продолжения рода. Такое существо вполне могло процветать при централизованной, регламентированной, а во многих отношениях кастрированной информационной системе. Ему не требовалось много знать о мире и о себе. Он предпочитал узкопрофессиональную специализацию.

Общая потребность в быстром реагировании была почти такой же острой, как в дикой природе. Но, поскольку это была не дикая природа, а какая–никакая цивилизация, общество изобретало собственные пути распознания чужого. Как описывал это состояние социолог Анри Мендра: «В нашем обществе позиция индивида часто менее значима, чем его знак (данный при рождении или крещении, наподобие астрологического – Е.К., И.Ц.) или личность, которые приходится фиксировать с помощью ритуалов и символов. В обществе, где индивида определяет положение, люди стараются демонстрировать свои знаки и личности в такой бросающейся в глаза манере»[89]. Бросаясь друг другу в глаза отборными признаками пролетарского происхождения и патриотического настроения, избегая опасных тем и негативных ощущений, советские люди сами не заметили, как шли–шли, да и дошли до нового режима. Здесь все было иначе. Здесь требовались другие системы обработки данных. Здесь требовались другие селективные приемы. Здесь требовались другие характеры. Но это не все поняли. Даже сегодня.

Возможно, вы удивитесь и спросите: а как же интеллигенция? Она–то не соглашалась! Она протестовала! Она хранила культурное наследие и продуцировала культурную новь! Но даже интеллигенция не сильно отличалась в плане усвоения и переработки информации. Социологические структуры не давали сформироваться другому способу анализа информации. Интеллигенция сделала своим «знаком» то, что Н.А. Бердяев называл «своими особыми нравами и обычаями, и… своеобразным физическим обликом»[90], и превратилась в то, что социологи определяют как «эндогамные изоляты»[91]. «Свой круг», в который посторонние не допускались, крепко–накрепко затвердил перечень знаков и ритуалов, с помощью которых можно было сразу определить: свой, чужой? Опытный человек легко вычислял агента, работающего под прикрытием, по незнанию культовых произведений искусства, или по отсутствию специфической манеры поведения, или по ограниченности словарного запаса… Когда–то эти интеллектуальные бейджики[92] были необходимы, жизненно необходимы. В наше время они переродились в манерную, вычурную самодемонстрацию. И если о представителе шоу–бизнеса говорят: он такой пафосный! – обычно подразумевают капризы, кривлянье, зазнайство. Примерно то же можно сказать и об интеллигенте, ударившемся в снобизм. А между тем вся эта интеллектуальная пафосность и показная «исключительность» – атавизмы тоталитарной и авторитарной обработки информации. Видать, над личностью массовое сознание постаралось.

В кратковременной форме массовое сознание проявляет себя, формируя моду. Это нечто вроде секундного впечатления в мозгу отдельного человека: пролетела цветная бабочка – понравилось, запахло из открытого люка – не понравилось. И тут же все забылось – и люк, и бабочка. Потому что завизжали тормоза и противный голос из окна автомобиля прокричал короткую, но исчерпывающую характеристику тем, кто стоит посреди дороги, раззявив рот, и таращится по сторонам. Впрочем, ощущение от «наезда» тоже надолго не задержится. А вот информация о том, как опасно таращиться, остановившись посреди проезжей части, останется. И может даже превратиться в рефлекс.

Массовое сознание тоже обладает своими рефлексами. Их образовывают периоды социальных кризисов, спадов и подъемов.

Подобные общественные рефлексы, влияя на огромное количество людей, целые социальные группы настраивают на осторожное или авантюрное поведение. Вот почему мы так много говорим о стереотипах, неустанно повторяя: отделите личное от общественного, разберитесь, чего хочется именно вам.

Не то придется принять общественную установку как родную и жить согласно рефлексам давно миновавшего кризиса — в состоянии эскапизма[93], например. Так проявляет себя боязнь действительности, когда та меняется чересчур быстро. Пугаясь, не только отдельная особь, но и целая популяция (то есть нация, говоря о биологическом виде хомо) реагирует сходным образом: замирает, стараясь не привлекать внимания и выиграть несколько секунд на принятие окончательного решения. Наверное, поэтому в еврейской культуре так прочно обосновалась привычка отвечать вопросом на вопрос: прежде чем дать ответ, надо приглядеться к спрашивающему и просчитать последствия… В общем, человеку и человечеству тоже нужно выиграть несколько… ну, не секунд, а скорее лет, чтобы адаптироваться к переменам и отрегулировать новую систему поведения. Не замечали, как все мы тянем резину перед решающим выбором?