Домашние правила - [175]

– Эта жертва, – говорит мама с горячностью в голосе, – та же очаровательная особа, которая обещала Джейкобу стать его подругой, если он скажет учителю математики: «Трахни себя в зад».

Одна из женщин-присяжных качает головой. Я гадаю, ее возмутил поступок Мими или слова, произнесенные моей матерью.

Однажды во время серии «Борцов с преступностью», которую показывали в лучшее эфирное время и разыгрывали вживую, как шоу на Бродвее, статист уронил себе на ногу молоток и нецензурно выругался, в результате канал оштрафовали. Цензоры запикали ругательство, но некоторое время сцена циркулировала на YouTube во всей своей немеркнущей славе.

До «Борцов с преступностью» осталось тринадцать минут.

Оливер стукает меня по плечу:

– Что с тобой? Прекрати! Ты выглядишь как сумасшедший.

Я опускаю взгляд и вижу, что сильно хлопаю одной рукой по ноге, а сам даже не замечал этого. Но теперь я уже совсем ничего не понимаю. Вроде мне и нужно выглядеть сумасшедшим.

– То есть эта девушка плохо обошлась с Джейкобом. Думаю, мы обе согласны с этим?

– Да.

– Но это не отменяет того, что он совершил насильственное действие по отношению к ней.

– Он поступил по справедливости, – отвечает моя мать.

– То есть, мисс Хант, по-вашему, если какая-нибудь девушка скажет Джейкобу что-то неприятное или заденет словами его чувства, он имеет право применить к ней физическую силу?

Глаза матери вспыхивают, как бывает всегда перед тем, как она по-настоящему, очень сильно разозлится.

– Не вкладывайте в мои уста слов, которых я не говорила. Я утверждаю, что мой сын добр и чувствителен и что он намеренно и мухи не обидел бы.

– Вы слышали показания свидетелей по этому делу. Вы знаете, что Джейкоб поругался с Джесс за два дня до того, как ее в последний раз видели живой?

– Это другое дело…

– Вы там были, мисс Хант?

– Нет.

Прямо сейчас показывают последний рекламный блок сериала «Закон и порядок», который идет по кабельному каналу перед «Борцами с преступностью». Там будет четыре тридцатисекундных ролика, а потом начнется музыкальная заставка. Я закрываю глаза и начинаю мычать мелодию.

– Вы говорили, что одна из особенностей, характерных для Джейкоба в связи с наличием у него синдрома Аспергера, – это то, что он чувствует себя неуютно с незнакомыми людьми и в незнакомых обстоятельствах. Верно?

– Да.

– И что иногда он замыкается в себе?

– Да, – говорит моя мать.

– Что ему трудно выражать свои чувства словами?

– Да.

Это серия, где ребенок падает в колодец, Рианну опускают туда ради спасения малыша, она светит фонариком и обнаруживает человеческий скелет, жемчуг и бриллианты. Оказывается, это кости богатой наследницы, которая исчезла в шестидесятые, и в конце вы узнаете, что она на самом деле он…

– Вы согласитесь, мисс Хант, что ваш младший сын Тэо тоже ведет себя так время от времени? Вообще, каждый подросток на планете склонен к такому поведению.

– Я бы не стала…

– Тэо это тоже делает невменяемым?

Уже 16:32, уже 16:32, уже 16:32.

– Можем мы уйти? – говорю я, но слова растекаются, как патока, и звучат как-то неправильно, и все двигаются медленно и говорят невнятно, как пьяные, когда я встаю, чтобы привлечь к себе внимание.

– Мистер Бонд, следите за своим клиентом, – слышу я.

Оливер хватает меня за руку и сбивает с ног.

Губы прокурора растягиваются, обнажая зубы, но это не улыбка.

– Мисс Хант, вы позвонили в полицию, когда увидели одеяло Джейкоба в новостном сюжете. Это правда?

– Да, – шепотом отвечает моя мать.

– Вы сделали это, потому что были убеждены: ваш сын убил Джесс Огилви, да?

Мама качает головой (16:34) и молчит.

– Мисс Хант, вы решили, что ваш сын совершил убийство, это правда? – произносит прокурор голосом, стучащим, как молоток.

Мисс Хант

(16:35)

ответьте

(нет)

на вопрос.

Вдруг зал замирает, будто воздух между взмахами птичьих крыльев, и у меня в голове заново прокручиваются фразы:

Следите за своим клиентом.

Ты выглядишь как сумасшедший.

Самое трудное – это услышать правду.

Я смотрю на маму, прямо ей в глаза, и чувствую, как ногти скребут по стеклянной школьной доске моего мозга и желудка. Вижу камеры ее сердца, и кровяные клетки крови, и извилистые ветры мыслей.

«О, Джейкоб, – слышу я повторение ее слов. – Что ты сделал?»

Я знаю, что она скажет, за минуту до того, как это произойдет, и не могу позволить ей сделать это.

Потом вспоминаю слова прокурора.

Единственный человек, которому известно, что чувствовал Джейкоб, – это сам Джейкоб.

– Стойте! – кричу я во все горло.

– Судья, – говорит Оливер, – думаю, нам нужно закончить эту сессию…

Я снова поднимаюсь на ноги:

– Стойте!

Мама выходит из-за барьера, отделяющего место свидетеля:

– Джейкоб, все в порядке…

– Ваша честь, свидетельница не ответила на вопрос…

Я закрываю руками уши, потому что они все так громко говорят и слова отскакивают от стен и пола, я забираюсь на стул, потом на стол и прыгаю прямо в центр пустого пространства перед судьей, где мама уже тянет ко мне руки.

Но я не успеваю прикоснуться к ней, как оказываюсь лежащим на полу, и колено бейлифа упирается мне в спину, а судья и присяжные всполошились, но вдруг все стихает, успокаивается, больше на меня никто не давит, и раздается знакомый голос.