Дома с привидениями - [52]

было не менее 7–8. Надо сказать, что калитку мы держали всегда запертой даже днем. Возможно, Вы сочтете мое описание дома излишне подробным, но, уверяю Вас, эти детали очень важны, потому что свидетельствуют о том, что непрошеному гостю было бы трудно, а то и совсем невозможно попасть внутрь дома. Итак, поселившись в этом тихом уединенном уголке, я сочла, что достаточно защищена от любого нежелательного вторжения…

В то время у меня на службе состоял человек, коего мне рекомендовал и "уступил", оказав тем самым любезность, Халил-Паша. Этот славный парень отличался большой расторопностью и великой преданностью, но был, как говорится, не без греха, ибо то и дело норовил утаить часть денег, выдаваемых ему на покупки, то есть был нечист на руку. Но где можно найти кристально честного слугу? А в остальном это был прекрасный работник, и я знала, что он при любой опасности пожертвует ради меня жизнью. Я также привезла из Парижа свою горничную и наняла кухарку из местных жительниц.

И вот я самым прекрасным образом устроилась с детьми в домике, с рассвета до заката буквально залитом солнцем. Воздух здесь был просто изумительный! Легкий ветерок доносил до нас нежный запах бледно-сиреневых фиалок, которые к вечеру как бы даже бледнели и выцветали оттого, что отдавали свой аромат. Иногда этот запах бывал столь силен, что нам казалось, что мы живем в огромном душистом облаке. Синее-синее небо словно образовало над городом великолепный атласный шатер, в котором царили мир и тишина. От травы и цветов веяло невероятным покоем, и я подумала, что попала в рай. Но как жестоко я ошиблась!

Первая ночь в доме N 9 по улице Круа прошла тихо и мирно, но уже посреди следующей ночи меня разбудил какой-то странный шум, похожий, скорее всего, на ту малоприятную возню, которую устраивают плохо обученные слуги, когда принимаются за утреннюю уборку. Лежа с закрытыми глазами, я подумала, что мой верный Антуан уже взялся за работу, вот только было непонятно, чего это он так топочет и пыхтит. Однако стенные часы начали мерно отбивать удары и пробили… полночь!

Тогда-то я и поняла, что пыхтит и возится где-то в доме совсем не Антуан, а кто-то другой! Я позвонила, и на мой зов явился совершенно заспанный слуга. Я рассказала ему о странных звуках, долетевших до меня среди ночи, и попросила осмотреть дом, что он и сделал. Антуан не нашел ничего подозрительного, но так как на моем лице явно был написан испуг, он попросил дать ему какую-нибудь книгу (мне кажется, я дала ему "Графа Монте-Кристо"), за чтением коей он и провел всю ночь без сна в столовой.

Вот так начались в нашем доме на улице Круа странные явления, коим суждено было смущать мой покой и сон в течение целого года. Случалось всякое: кто-то среди ночи стучал в стены и окна, кто-то сбрасывал на пол книги, расшвыривал их по комнате, скребся у дверей, шевелил портьеры и занавески. Иногда вместо обычных ударов я слышала выстрелы и даже ощущала запах пороха. Порой кто-то дико хохотал. Но самую "милую" шутку играли с нами по вечерам…

Итак, каждый вечер, где-то между десятью часами и полночью кто-то с силой ударял молоточком у входной двери по медной дощечке. Заметьте, чтобы добраться до двери, надо было перелезть через высокий забор (калитка и ворота всегда были заперты), пересечь двор и подняться по ступеням… Как только раздавался это злонамеренный стук, Антуан опрометью бросался к двери, распахивал ее… но никого не видел! Да, да, за дверью никого не было! В конце концов обманутый Антуан почувствовал себя страшно оскорбленным и униженным, потому что какие-то глупые провинциалы (которых он, как истый парижанин, глубоко презирал) вздумали подшучивать над ним. И он принял решение дежурить у двери, положив правую руку на засов, а левой сжимая толстую суковатую палку, дабы как следует проучить ночных шутников. Антуан рассчитывал распахнуть дверь буквально через секунду после удара и обрушить на спину или голову злоумышленника орудие наказания. Но напрасно мой слуга отказался от услад своего любимого мягкого кресла и от общества моей беленькой пухленькой горничной, в которую он был без памяти влюблен. Напрасно бедняга торчал у двери, подкарауливая злоумышленников, ибо никогда дом не сотрясался от грохота молотка именно в

то время, когда Антуан стоял на посту! Нет, чудовищной силы удар раздавался именно в тот момент, когда слуга, едва державшийся на ногах от усталости, со слипавшимися — глазами, уходил к себе. Придя в ярость от того, что его так ловко провели, он устремлялся к двери, размахивая палкой, вылетал на крылечко, пробегал по двору, хватался за холодные железные прутья решетки и впивался взглядом в ночной мрак… И никого не видел! Ничто "не нарушало тишины и покоя спящей улочки… Ни единого звука шагов… Никто не крался, хоронясь, вдоль домов, никто не убегал, никто не прятался за углом… Спали люди, спали собаки и кошки, спали птицы, даже петухи спали в этот час на улице Круа, куда я приехала в поисках покоя.

Мой брат, когда я ему рассказала о проделках загадочного и беспокойного духа, посмеялся надо мной, и я захотела, чтобы он, как говорится, на собственной шкуре испытал все прелести жизни в доме, где обитает привидение. Итак, я попросила брата остаться у меня на ночь. Он согласился, не преминув разразиться полной сарказма тирадой относительно слабости моего рассудка.