Дом волчиц - [13]

— Ты поклоняешься Афине Палладе? — спрашивает Амара, переходя на греческий.

— Ты из Афин? — радостно отзывается он.

— Нет, из Афидны, — улыбается она в ответ.

— Город прекрасной Елены Троянской.

— Ты там бывал? — Амара смотрит на молодого человека, спрашивая себя, кем он мог оказаться, встреться они в прошлой жизни. Обращался ли он к ее отцу, заболев? Всегда ли был рабом?

— В детстве, много лет назад, я недолго там прожил. Но сам я из Афин. Из Аттики.

Аттика. Как много сплелось для Амары в этом слове: гордость за родные края, боль утраты. Стоя рядом с этим незнакомцем, она внезапно ощущает себя ближе к дому.

— Что случилось? — внезапно для себя выпаливает она. — Почему ты здесь?

Он с изумлением смотрит на Амару: рабы нечасто расспрашивают друг друга о прошлом. Никому не хочется, чтобы их горе внезапно выволокли на свет.

— У моей семьи кончились деньги, — недрогнувшим голосом говорит он. — А я был последним, что они могли продать.

За его непринужденной манерой держаться сквозит печаль. Амара не находит слов, чтобы сказать, что понимает его и пережила те же несчастья.

— Ты эту лампу хотела купить? — смутившись ее молчанием, спрашивает он.

Амара краснеет. Плащ скрывает ее кричащую тогу, и он понятия не имеет, кто она такая. А теперь ей придется попросить у этого прекрасного незнакомца родом из Афин уйму ламп в форме пенисов.

— Мой хозяин живет напротив трактира «Слон», — медленно говорит она и, уловив на его лице проблеск понимания, продолжает: — В этой стране меня зовут Амара. Когда-то я поклонялась Афине Палладе, но с тех пор, как меня привезли сюда, почитаю Венеру. У меня нет выбора. Этой богине служит мой хозяин.

— Амара. — Незнакомец прерывает ее, положив руку на ее ладонь. — Я понимаю. Ни у кого из нас здесь нет выбора.

Они смотрят друг другу в глаза. Наконец он отстраняется, словно только сейчас осознав, что решился к ней прикоснуться.

— Менандр! — окликают его сзади. — Что ты там возишься? Я только хотел… Ах, вижу-вижу, покупательница. Что ж, прошу меня простить. — Появившийся в дверях гончар Рустик со смутным узнаванием щурится на Амару.

Она отвечает на его взгляд, вспоминая, как видела его голую, подпрыгивающую вверх-вниз жирную задницу из-за приоткрытой занавески. Это один из постоянных клиентов Виктории.

— Ну-ну. — Припомнив, что встречал Амару в лупанарии, гончар хмыкает и поворачивается к Менандру. — Неудивительно, что ты не слишком торопился. — Он, более не трудясь изображать почтение, облокачивается на прилавок. — Что тебе угодно, юная волчица?

Щеки Амары горят от стыда.

— Мне нужны четыре терракотовые лампы в форме… — она сконфуженно умолкает, — в форме Приапа.

Рустик усмехается, наслаждаясь ее унижением. Амару охватывает гнев.

— Итого четыре члена, — громко, с вызовом добавляет она.

Позади нее раздается фырканье. Обернувшись, она сталкивается взглядом с Менандром. Он что, насмехается над ней? При виде ее лица у него мгновенно пропадает охота смеяться.

— Прошу прощения, я не хотел…

Не удостоив раба ответом, она стремительно проносится мимо него к прилавку.

— Мой хозяин не любит, когда его заставляют ждать, — холодно говорит она Рустику, как если бы ее послал сам император, а не жалкий провинциальный сутенер.

— Разумеется, — отвечает Рустик и повелительно щелкает пальцами. Менандр кидается к одной из угловых полок, где стоят фаллические лампы.

Пока он заворачивает светильники в куски ветоши, чтобы девушке было удобней их нести, она, бледная от ярости, не произносит ни слова. Он отчаянно пытается поймать ее взгляд, но Амара не желает смотреть на него, даже когда он протягивает ей сверток. Рустик едва сдерживает смех.

— Не беда, — театральным шепотом обращается он к своему рабу. — Ты всегда можешь подкопить деньжат и пообщаться с этой благородной дамой поближе.

Амара вручает гончару деньги Крессы и, не поблагодарив, вылетает вон из лавки. Она быстро шагает прочь, прижимая лампы к груди. От ненависти к себе ей трудно дышать. Как она могла поддаться обаянию Менандра! Разве может она, волчица, заинтересовать его чем-то, помимо своего тела? Она ничем не лучше Бероники. Жизнь в лупанарии тяжела и без того, чтобы выставлять себя на посмешище.

Глава 5

Бери свою рабыню, когда хочешь: это твое право.

Помпейское граффити

Когда она возвращается, на дверях, выпятив цыплячью грудь и широко расставив ноги, стоит издалека узнаваемый Парис. Необыкновенно худосочный, в роли стража он смотрится неубедительно, а потому его редко ставят на входе. Он выглядит на много лет моложе своего возраста и изо всех сил старается отрастить бороду, надеясь, что уж тогда-то Феликс наконец освободит его от обязанностей проститута. Единственный человек на свете, который любит Париса, это его мать Фабия, а он так жесток к ней, что у Амары ноет сердце.

— Тебя вызывает Феликс, — объявляет он при виде нее.

— Он не сказал зачем?

Парис пожимает плечами, пытаясь подражать небрежному равнодушию Трасо, но в результате больше напоминает наглого подростка.

Амара торопливо входит в лупанарий.

— Меня требует Феликс, — говорит она, отдавая Виктории сверток с лампами прежде, чем та успевает ее поприветствовать. — Я еще даже не принимала ванну. Феликс это ненавидит. Он придет в ярость!