Дом волчиц - [102]

В толпе раздаются смешки. Ипстилла смеется, но Телетуза выглядит недовольной. Амара подозревает, что испанку не слишком радует перспектива провести ночь с кем-то из собравшихся пьяниц. По крайней мере, в этом они единодушны.

— Можешь трепать языком сколько влезет, — говорит Мария, выпятив подбородок. — Меня так просто не проймешь. По-твоему, меня толстой никогда не называли? Так вот, моя большая толстая задница не сдвинется с этого места.

На сей раз смешков удостаивается Мария. Феликс кивает и искривляет губы в жестокой улыбке.

— Тут у вас и привратника нет? — спрашивает он, демонстративно оглядывая улицу в поисках несуществующего защитника Марии. — Невысоко же тебя ценит Симо, если торгует тобой прямо на улице. Мало ли что может случиться. Стоит отвлечься на минуту и бах! — он щелкает пальцами, — кто-то украл твои товары. Или повредил, — добавляет он, со значением глядя Марии в глаза.

Амара впервые замечает, что за бравадой Марии скрывается страх.

— Если я такая уродина, чего же ты стараешься запугать меня своими угрозами?

Феликс кланяется.

— Уверен, что после твоей сегодняшней сцены к тебе косяком пойдут все местные мужчины.

В ответ пара пьяных зевак проталкиваются к маленькой темной кубикуле Марии, и та со страхом осознает, что не сможет ни ограничить, ни сдержать своих клиентов. «Должно быть, он сильно ее ненавидит, — думает Амара, — если позволяет Симо заработать только ради того, чтобы ее напугать». Она боится, как бы Мария не разделила судьбу Драуки.

Феликс поворачивается к оставшимся мужчинам:

— Если предпочитаете воде вино, то лупанарий в той стороне.

Большинство из них собирались лишь поглазеть на скандал и разбредаются прочь, не желая платить за развлечения, но парочка зевак увязывается за Феликсом и волчицами, и они всей толпой высыпают на узкий тротуар. Ипстилла и Телетуза встревоженно переглядываются. Не ожидает же хозяин, что после своего выступления в великолепном особняке они станут ублажать этих жалких пьяниц?

— Почему она ходить наверх? — Ипстилла ловит его за руку и показывает на Амару. — Она лучше в лупанарий. Мы сегодня делать тебе больше деньги.

Феликс отвешивает Ипстилле тяжелый подзатыльник. Та, взвизгнув от боли, ошеломленно смотрит на него. Она еще не привыкла, что у хозяина нет любимиц.

— В отличие от тебя, она не устраивала грызню на улице, как бешеная сука, — говорит он. — И не смей больше перечить моим решениям.

Они возвращаются в лупанарий, и Феликс обращается к стоящему на дверях Парису.

— Первым делом забери у них одежду, — говорит он, показывая на вернувшихся с пира девушек. — Не хочу, чтобы ее разорвали.

Он щелкает пальцами перед носом Амары, и та следует за ним, не в силах оглянуться на Дидону, оставшуюся с пьяным сбродом.

— Жалкая собачонка, — зло бросает ей вслед Ипстилла. — Ты ему наскучишь.

Феликс молча поднимается по лестнице, но останавливает Амару, прежде чем она уходит в чулан.

— Сегодня танцовщицы заработали больше тебя?

Он обращается к ней впервые с тех пор, как рассказал ей о своей матери.

— Да, — говорит Амара, стараясь не выдавать волнения.

Феликс прислоняется к стене и оглядывает ее с ног до головы. Судя по ненависти в его глазах, он никогда не простит ее за то, что она видела его слабость, и всегда будет мстить ей унижением.

— Сегодня свидание с богатеньким мальчиком? Тебе не помешает хорошенько выспаться. Выглядишь усталой. Как Кресса. — Он вдавливает палец Амаре в щеку, проверяя ее мягкость, будто она фрукт на рынке. — Милое личико. Никто не стареет быстрее, чем шлюхи.

Туалетный столик Друзиллы напоминает Амаре о роскошных утренних часах, проведенных с Сарой в доме Плиния. Она понимает, что куртизанка выказывает ей немалое расположение, допустив ее в свою спальню. Талия, любимая служанка Друзиллы, причесывает ей волосы. У девушки темная, как у хозяйки, кожа и ловкие, проворные пальцы. Друзилла уже рассказала, как сложно было найти служанку, знающую, какие прически лучше всего подходят для ее волос, и как дорого она ей обошлась. Талия слушала ее молча, не выдавая своих чувств и не показывая, каково было отправиться в Помпеи из самого Аксума, чтобы прихорашивать незнакомку.

— Меня привезли сюда в раннем детстве, — говорит Друзилла. — Свою семью я почти не помню. Мой хозяин Вераний стал для меня всем. — Она поглаживает золотой браслет на плече. Амара никогда еще не слышала, чтобы она столько рассказывала о себе.

— Это был его подарок? — спрашивает она.

Вместо ответа Друзилла снимает тяжелый браслет в форме змеи с глазами, инкрустированными сверкающими самоцветами. Надпись на его внутренней стороне гласит: «Рабыне от хозяина». Налюбовавшись, Амара отдает его назад.

— Должно быть, он сильно тебя любил, раз приказал изготовить для тебя такой красивый браслет, — говорит она.

Друзилла снова надевает его на плечо.

— Я была пятой женщиной, которая его носила, — говорит она. — Некоторых из них я знала. — Она улыбается при виде выражения лица Амары. — Мне рано довелось узнать, каковы мужчины. Четвертой была Прокрис, служанка его жены. Она меня воспитала. Когда я выросла, ей пришлось передать его мне вместе с его благосклонностью. Он разбил ей сердце.