Дом Воды и Воздуха - [91]

– Я не геройствую и не собираюсь умирать, – возразила я. – Нас е оставят в покое. Не хочу всю оставшуюся жизнь прятаться и бояться. Ты упрекаешь меня, говоришь, что иду в ловушку, а сам прыгнул в воду, рискуя не только жизнью, но и благосостоянием всего Дома.

– Я знал, на что иду.

Я давно уже не та маленькая невинная девочка, боявшаяся темноты и таящихся в ней чудовищ. Мне прекрасно известно, какова на вкус смерть, не раз я чувствовала ее дыхание на своем затылке. Видела как она обнажает зубы и откусывает по кусочку от того что мне дорого. Я не надеюсь, что смерть легка, быстра и похожа на сон. После не будет ни сладостного забвения, ни благословенного покоя. Адовых мук тоже впрочем, не будет. Только пустота. И чтобы там ни говорили спасти от смерти нельзя, нельзя сбежать. Лишь отсрочить. Такое ли благо продлить жизнь на день, год, столетие? Что принесут эти дни, сладость или боль?

Так что прав Гай, тысячу раз прав, но лишь в одном: все герои глупцы и эгоисты. Эгоизм, лежащий в основе любви, заставляет нас не отдавать то, что нам желанно, а глупость говорит, что так будет лучше…

Я вдруг осознала, как близко к нему нахожусь. Так близко, что могу слышать запах его одеколона, кожи и волос. Гай склонил ко мне лицо, его дыхание касалось моих губ. С ужасающей ясностью я поняла, что могу безнаказанно преодолеть разделявшие нас сантиметры и коснуться его губ. Он милостиво оставил выбор мне – поддаться искушению или устоять.

– Я… я пожалуй… пойду, – прошептала я пересохшими губами.

– Иди, – сказал он так же тихо и не отодвинулся.

Моргнув и, собрав всю волу в кулак, я осторожно передвинулась по тахте, пока между нами не оказалось достаточно расстояния, чтобы я перестала думать гормонами.

Я вылетела из кабинета как мышь из Ада. Постояла в коридоре, запустив пальцы в волосы, и бросилась прочь из дома. Нужно взять себя в руки. Сейчас я попрошу оседлать лошадь и буду скакать до тех пор, пока не приду в себя.

Должно быть, мое появление с растрепанными волосами и горящими щеками произвело на конюха неизгладимое впечатление, поскольку он без вопросов взнуздал мне самую смирную лошадь и даже не заикнулся о сопровождении. Я влетела в седло без посторонней помощи и, пришпорив лошадь, пустила ее галопом. Назавтра у мышцы у меня будут болеть как проклятые, уж слишком давно я не ездила верхом, но сейчас мне все равно.

Успокоилась и остановилась я только у границы Зимней усадьбы, возле полуразрушенной башенки, куда мы с Гаем перенеслись из Эо. Я привязала поводья к стволу молодой березки и поднялась по лестнице на второй этаж, сильно поврежденный временем и людьми. Крыши не было, сохранились только колонны и красивый бортик. Подростком мне нравилось убегать с книгой и яблоком на ленч и проводить здесь ленивые полуденные часы. Летом стены и колонны увиты плющом и диким виноградом, а внизу цветут мальвы такого насыщенно бордового цвета, какого я нигде больше не видела.

Как бы мне хотелось стать той беспечной девочкой. Чтобы мысли не простирались дальше следующего дня, а все тревоги сводились к тому, что отец может осуществить угрозу и насильно выдать замуж. Остро нахлынуло понимание, что отец никогда бы не выдал меня замуж насильно. И мать не была такой холодной и отстраненной, как мне нравилось думать в минуты жалости к себе. Она умела и любила шутить; ей нравилось расчесывать мои волосы и укладывать их локонами. Я провела по волосам, едва достававшим до плеч, выпрямленных, выровненных и затравленных до идеально ровного, почти безжизненного состояния. Я многое делала назло им. Но я действительно люблю свою работу.

– Гели, – появления Гая застало меня врасплох. Потупив взгляд, я поняла, как он мог воспринять мое исчезновение. Конь под ним был разгорячен, волосы в беспорядке. Он спешился и привязал поводья к тому же дереву, что и я.

Судя по тому, как он похлопывал стеком по бедру, он был рассержен.

– Кажется, я забыла предупредить о…

– Три часа, – он ничего больше не сказал, поднимаясь по лестнице и нарочито чеканя шаг.

Я повернулась к балюстраде спиной, вцепившись пальцами в каменный бортик, будто он мог меня спасти.

– Что я мог подумать? Ты взяла коня и ускакала, никого не поставив в известность. Я мог только надеяться что успею найти тебя до того как ты пойдешь на штурм управления. Ты сбежала… – он сделал паузу, – как тогда.

Вот мы и пришли к тому, от чего я бежала четыре года. К разговору, от которого удалось ускользнуть в ночь приема. Рано или поздно он должен был состояться, а я все малодушно надеялась, что удастся его если не предотвратить, то хотя бы отсрочить.

– Почему ты тогда сбежала? – тихо спросил Гай, глядя мне прямо в глаза. – Зачем? Я пятнадцать минут поговорил с матерью, а тебя и след простыл. Исчезла на два месяца. Не отвечала на мои звонки, избегала встреч и пряталась под чарами до той поры, пока я не принял правила твоей игры. Сделал вид, что ничего не было, и ты ничего для меня не значишь.

– Почему? Потому что я грязная извращенка вожделеющая брата. Потому что когда ты рядом ни о чем другом кроме твоих губ, рук и тела я больше не могу думать!