Дом в Мещере - [31]

В этом месте я просыпаюсь от того, что меня будит Стефанов и просит посмотреть. Я продираю глаза – вижу его силуэт в прямоугольнике окна. Под косым лунным светом окно как будто накренилось. Стефанов долго всматривается в меня и наконец, вздохнув, ложится. Отключившись, попадаю в то же место, где вижу, как кукла, сделанная из меня, вывернув руку, отталкивается от источника страха непослушными, кем-то отнятыми ногами. Нечто, лишенное себя, ползет, волочась, по пустыне навязанного ему кошмара, время теперь не последовательность, составленная из событий страха, а непрерывный провал, не имеющий ни конца, ни начала, застывшая стремительность. Шарахнувшись от двери, отползаю. Дверь тем временем, размеренно зевнув, скрывает ночь и звезды, их дыханье, а также шрам, оставленный на зрении полетом существа, котрое меня так испугало…

Я все еще сижу на полу, прислушиваюсь к тишине. Замираю. Чувствую, как мрамор подо мной теплеет, и вдруг чую: тишина тоже прислушивается ко мне, и ее глазами я вижу внутри себя берег, бесшумный прибой, облака и пену, скалу и сосну на ней с завернутыми по бризу – от моря – ветвями; лицо старика, открытое порывом ветра. И вдруг вспоминаю – Стефанов! Да, конечно, Стефанов. Что я делаю здесь без него, как он там, наверху, где промозглый туман и облака – такие низкие, что проникают в одежду и их космы влажно трогают щеки. Наверху невыносимо, хочется в тепло, просохнуть. Я не справлюсь один – узкий люк и лестница без перил: старик не устоит, я не удержу. Нужно кого-нибудь в помощь. Я встаю и тут же падаю: ноги затекли до бесчувствия. Мрамор холодит щеку. Мне ничуть не больно. Веду рукой, нахожу теплое место, где только что был. Как добраться до старика? Я улавливаю исчезновение места. Что же я так лежу? Ведь можно простудиться. И тут я снова вижу немой прибой, пенные барашки пасутся вдали на отмели. По берегу кружит собака. Она заходит по морду в воду и настороженно смотрит. Вдруг, что-то учуяв, лает и прыжками вылетает на берег. Лай срывается в вой. Солнечный день мрачнеет, небо меркнет. Диафрагма видения сходит на нет, изображение выворачивается наизнанку, и черное солнце затмения конусом тени реет над морем. Постепенно я привыкаю к вою. Тоскливо и жутко, но все же терпимо. Надо идти. Я пробую встать. Передавая часть веса стене, дохожу до двери… и проваливаюсь в нее, как в утро.

Глава 9 УТРО

Я проснулся от радостной злости. Откуда она взялась – осталось тайной сна. Диковатая бодрость всплеснула меня с постели, пронесла к окну босиком, расшторила свет – и утро ворвалось в высокий объем палаты, жмурясь, искрясь, переливаясь и будоража. Захотелось напрасно наружу, в белое, прямо так, в чем родил меня сон, бежать до упаду по снегу опушкой, бежать на солнце от скачущей тени, бежать – и на этом бегу заглядывать, опрокидывать взгляд, закружиться навзничь и рухнуть в парящую восхитительную вышину…

Подхваченный потоками белизны, вскочил на кровать и запустил в Стефанова подушкой.

– Отомрите, Стефанов! – вскричал я ему. – Проснитесь, мне кажется, все разъяснилось.

Старик молчал, не понимая, стоит ли ожидать худшего. Я скакал высоко на кровати, сбитое белье сползало рывками на пол. Потолок широко раскачивался. Его твердая близость отчетливо ощущалась макушкой. Безрассудство захлестывало меня все выше и выше. Стало труднее дышать, но амплитуда восторга не унималась. Наконец потолок срикошетил меня по затылку и камнем отправил в неглубокий аут: сознание гулко померкло, но тут же вспыхнуло и осталось при мне. Я лежал, задыхаясь от счастья и боли.

Стефанов, сообразив, что сумасшедшим следует потакать, осторожно привстал и перебросил в меня подушкой, она плюхнулась на пол.

Я поднял и бросил обратно, попробовав рассмеяться.

Утвердившись в том, что за ночь сознание мое дало необратимую течь, Стефанов решил подыграть, принять игру. Он сходил за подушкой, вернулся и снова со всей немощи бросил.

Но идея подушечного боя тут же себя исчерпала. Дико радуясь чему-то внутри, я смеялся как сумасшедший, скакал по палате, вея вокруг простыней как знаменем и сумбурно кричал о том, что все хорошо, что просто мы этого не замечаем, что стоит нам только заметить, как сразу все станет действительно хорошо, что это нас леший водит кругами по непролазным чащобам тоски, но стоит нам только плюнуть на память, приметы и смутные ощущения, стоит поднять нам для этого взор – и тогда мы увидим надежное солнце, точь-в-точь то самое, что за окном, и, удерживая его в качестве ориентира, сможем, не плутая, смело идти, догоняя себя, на свободу…

Ничуть не запыхавшись, я сел к Стефанову на постель. Похоже, он мне поверил, или только подумал, что был бы рад это сделать; во всяком случае, теперь на его лице осторожно существовало зыбкое выражение интереса.

– Стефанов, – сказал я определенно, – хватит киснуть, давайте драпать отсюда.

Старик посерьезнел:

– Вы знаете как?

– Ну, для начала нужно привести себя в порядок, – издалека начал я. – Вас безобразит бородка. Вы походите на Хоттабыча, исчерпавшего волшебную силу желаний. Давайте начнем с брадобрейства.

Стефанов растерялся, я же бросился к двери, достучался до нянечки, потребовал бритву, ножницы и свежее полотенце.