Дом у скалы. Ангел, который меня оберегает - [24]

— Да, — рыкнул из трубки голос Карабаса-Барабаса.

— Игорь Афанасьевич, здравствуйте, — пропищала Ольга, устрашившись грозного рычания, — это Ольга, Вы меня неделю назад на машине подвозили. Я закончила портрет…

— Ммм… а, художница! Здорово! — несколько смягчившись, пророкотал собеседник. По его заминке, Ольга поняла, что он и думать забыл про нее и про то, что заказал картину. «Вот, черт! Идиотка!» — мысленно обругала она себя, нужно было и ей забыть про данное обещание. Глупое, никому не нужное чувство ответственности.

— Ну, так закончила, давай смотреть будем, чего ты там наваяла, Микеланджело! — неожиданно воодушевился, подобревший Карабас-Барабас. — Давай, человечка пришлю, домчит тебя ко мне с твоим шедевром. Ты ж без машины?

— Без.

В просторном, дорого обставленном кабинете, восседал на широком диване Северцев и еще два типа, по виду напоминавшие братков из телесериалов про уголовников. Так же, как и «домчавший» ее сюда «человечек».

— Ага! — радостно воскликнул хозяин кабинета, едва она вошла. — Ну, давай, показывай!

Ольга распаковала плотную бумагу, которой была обернута картина. Северцев, даже привстал с дивана, от нетерпения. Глаза его блестели радостным возбуждением. Братки тоже смотрели заинтересованно.

Ольга повернула картину к «зрителям». На несколько секунд воцарилось молчание. «Ну, не убьет же он меня, в конце-то концов. Сам просил — не как у всех», — пронеслось в голове у автора, поразившего всех шедевра. «Хотя, может и убьет», — приготовившись ко всему, решила она.

Выражение глуповатого удивления на лице Северцева, в данный момент, точь в точь, соответствовало выражению лица, изображенному на картине. Глаза у человека близкого к уголовному миру, а возможно и непосредственного его представителя, буквально вылезли из орбит. Рот слегка приоткрылся. «Если сказать, что я многодетная мать, это поможет?» — чувствуя, что ее разбирает нервный смех, подумала Ольга.

Северцев вытянул вперед руку и ткнул указательным пальцем в картину. И неожиданно закатился безудержным смехом. Братки, пытавшиеся, до этого сдерживать улыбки, тоже закатились. Северцев гоготал минут пять. Слезы катились уз темных глаз опасного человека, он сгибался пополам, не в силах остановиться и хватал воздух ртом. Братки не отставали. Один все время пытался, что-то сказать, но как только начинал, приступ смеха вновь охватывал его.

Ольга не смеялась, хотя мужчины и хохотали заразительно. Она даже не улыбалась. Потому, что они были из разных миров. Если в ее мире, когда люди смеялись до слез, это означало, что им ужасно весело, и это было хорошо. То в мире, куда ее занесло совершенно случайно, исключительно, из-за ее собственной неосмотрительности, такое безудержное веселье, вполне могло закончиться плачевно, для того, кто явился его причиной. По крайней мере, она так предполагала.

— Ну, это вообще…! — Все еще продолжая посмеиваться, еле выдохнул Северцев.

Он внимательно посмотрел на стоявшую в оцепенении женщину, которую случайно подобрал на дороге. Не зря! Ох, не зря! Ну, удивила.

— Чего, такая кислая? Класс! Я чуть не умер от смеха.

— А я, всегда… ой, не могу! — наконец, обретя дар речи, с трудом смог выговорить один из братков. — Я всегда говорил, что ты похож на Челентано.

— Девушка, а Вам еще портретик заказать можно? — довольно развязно спросил другой.

— Цыц! — рявкнул на него Северцев. — Девушка, только по спецзаказу работает. Так, художница? — Северцев подмигнул Ольге.

Она уже поняла, что убивать ее не будут и немного расслабилась.

Севрцев взял картину в руки и любовно разглядывая, сказал:

— Дома повешу. У меня там висит какая-то мазня. Вот, вместо нее и повешу. Настроение будет поднимать. Молодец, как договаривались. Такого точно ни у кого нет.

У Ольги, имевшей привычку собирать любопытные картинки, фотографии, даже необычные упаковки и оберточную бумагу, для работы, может пригодиться когда-нибудь, уже долгое время среди этой «коллекции» лежала фотография Челентано, вырезанная из какого-то журнала. Итальянец сидел на крошечном трехколесном велосипеде, почти упираясь коленями в подбородок, улыбаясь до ушей и скорчив совершенно идиотскую физиономию. Ольге очень нравилось это фото. Просто так. Она не думала его когда-либо использовать. Но когда Северцев заговорил о портрете, и что бы он был не как у всех, она сразу вспомнила этот снимок и представила будущую картину именно такой. Получилась даже не картина, а скорее плакат, причем черно белый. Северцев в самом деле был удивительно похож на знаменитого итальянца. Те же грубоватые черты. Квадратная челюсть. Темные, пронзительные глаза. В общем, хозяин шикарного кабинета, приятели, которого походили на братков, держал сейчас в руках «черно-белую» картину, на которой он восседал на детском велосипедике, единственном цветном, ярко красном пятне. Естественно, с дурацким выражением на лице.

«Боже! Что на меня нашло? Как я вообще могла совершить настолько идиотский поступок?» — думала, стоявшая как в полусне Ольга. Но творчество штука такая. Когда художник загорается какой-то идеей, он не может не выплеснуть, не воплотить ее в жизнь. Другое дело, можно было, конечно, нарисовать, удовлетворить свой творческий порыв и успокоиться. Не показывать результат своих трудов заказчику, который, как оказалось, и думать забыл о том, что вообще сделал заказ. Но вот тут, видимо, как раз на нее и нашло. Никак иначе она себе объяснить столь безумный и глупый шаг не могла. Хорошо, хоть все обошлось, а то ведь могли бы остаться четверо, ни в чем не повинных детских душ, сиротами, по причине случившегося в голове их мамаши затмения и проявленной, в следствии него, глупости и безответственности.