Дом у озера Мистик - [57]

— Привет, Солнышко, — сказал он, стараясь не смотреть на черную перчатку, — свидетельство его неудач и ее страданий.

Это было ее детское ласковое прозвище, Ник назвал ее так в тот день, когда она впервые улыбнулась. Он тогда сказал, что ее улыбка — как солнышко после дождя. Он очень давно не называл ее Солнышком, ни разу после смерти Кэти, а может быть, и до этого.

Иззи вспомнила. Одна половина ее рта изогнулась в мимолетной улыбке. Ник мог бы сейчас сказать ей так много, мог дать обещания, но в конечном счете он знал, что это были бы просто слова.

«По одному дню за раз», — часто эту фразу повторяли там, откуда он вернулся.

Он терял свою дочь каждый день, понемногу за один раз, и теперь у него был единственный способ ее вернуть. Он не мог просить ее о доверии, хотя, скорее всего, она готова была ему поверить, он должен его заслужить.

И Ник не стал давать никаких обещаний. Он спросил:

— Что рисуешь?

Иззи кивнула в сторону рисунка и отступила в сторону.

Рисунок представлял собой красочную мазню из волнистых линий и пятен краски. Ник уже видел раньше ее рисунки, поэтому он смог распознать ее автопортрет: крошечная фигурка из палочек в углу листа с большой головой и черными волосами до пола. Рядом с Иззи на рисунке стояла другая фигура, судя по коротким торчащим волосам, это была Энни, на ее лице широким мазком была нарисована улыбка. Над двумя этими фигурами висело ярко-желтое солнце, от которого расходились волнистые красные лучи.

Ник взял со столика чистую кисточку и макнул ее в баночку с коричневой краской. Осторожно, стараясь не разбрызгать краску, он поднес кисть к бумаге.

— Можно мне кое-что добавить?

Иззи серьезно посмотрела на него. Потом медленно кивнула.

Ник нарисовал рядом с Энни кривоватый круг, еще несколько мазков кистью — получилась смешная фигура.

— Это папа, — сказал Ник, не глядя на Иззи. Потом он нарисовал глаза, нос и линию рта. — Волосы можно не рисовать, они у меня почти такого же цвета, как бумага, мы их просто представим.

Он опустил кисть и взглянул на Иззи. Она смотрела прямо перед собой. Передними зубами — это были ее первые постоянные зубы — она покусывала нижнюю губу.

— Иззи, видишь, я вернулся домой. Ты рада?

Ник целую вечность ждал ответа Иззи, чего угодно — кивка, улыбки, помаргивания, — но она просто стояла и смотрела на него грустными глазами, слишком взрослыми для детского лица.

Он дотронулся до ее щеки:

— Я понимаю, Солнышко.

И стал вставать с колен. Но Иззи схватила его за руку. Ник замер. В это мгновение он вспомнил все — как гулял с Иззи вдоль причалов, смотрел на лодки и мечтал, как в один прекрасный день они вместе отправятся в плаванье, вспомнил, что чувствовал, когда держал ее за руку, смеялся вместе с ней, как качал ее на руках, будто на качелях.

— Доченька, я так тебя люблю! — тихо произнес он.

Как же просто было говорить эти слова раньше!..

Ник стоял на веранде, широко расставив ноги и скрестив руки на груди. Напряжение не отпускало его и сейчас. За обедом они молчали, и только оживленное щебетание Энни изредка нарушало тяжелую тишину, повисшую над столом. Ник сразу заметил, что Иззи снова пользуется всеми пальчиками правой руки. Всякий раз, когда он смотрел на Иззи, его охватывало чувство вины, но он не отводил трусливо глаза, когда встречал настороженный взгляд дочери. И это была его маленькая победа над самим собой.

За спиной у Ника открылась и хлопнула, закрываясь, дверь.

Ник медленно обернулся, собравшись с духом, — на веранду вышла Энни. Она стояла рядом с качалкой, которую Ник подарил Кэти, когда родилась дочь. Энни провела пальцами по перекладине перил, и в оранжевом свете лампы сверкнул камень в ее обручальном кольце. Размер бриллианта навел Ника на мысль о том, насколько отличается ее мир от его. Впрочем, он никогда и не забывал об этом. В руках у Энни был небольшой чемоданчик.

— Иззи почистила зубы, она ждет, когда ты придешь поцеловать ее.

Ее голос был тихим и прохладным, как весенний дождь, и он приглушил его тревогу. Энни с опущенными руками стояла так близко к нему. Даже с этой стрижкой морского пехотинца она все равно была прекрасна. На ней был просторный серый свитер и джинсы, но даже они не могли скрыть ее точеную фигуру. Ник отчетливо увидел ее обнаженное тело, увидел, будто это происходило сейчас, как она подняла руки и сняла рубашку, и лунный свет ласкал ее груди…

— Ник? — Она шагнула ближе. — Ты хорошо себя чувствуешь?

Он вымученно рассмеялся:

— Наверное, так хорошо, как только может чувствовать себя пьяница, который перестал пить.

— Ты справишься. — Энни потянулась к нему, и он подался к ней, чувствуя непреодолимое желание прикоснуться к ней, это было ему нужнее, чем воздух. Но в последнее мгновение Энни отпрянула.

— Я знаю, нелегко начинать сначала…

Ник поймал ее измученный взгляд и подумал: что же ей сделал тот мужчина, который надел на ее палец кольцо с бриллиантом размером с яйцо? Ему хотелось задать наконец ей этот вопрос, но он сдержался — не мог он бесцеремонно бередить ее раны. И он сказал:

— Энни, ты спасла мне жизнь. Я не знаю, как тебя благодарить.

Она улыбнулась:

— Знаешь, я всегда верила, что ты к ней вернешься. Это был не такой уж большой риск. Я же знаю, как сильно ты любишь Иззи.