Дом с закрытыми ставнями - [9]

Скоро свадьба — то, Парфен? — спросил Маркел у рыжего парня.

Парень смущенно заулыбался:

Не знаю, — и посмотрел на рядом сидящую Анюту.

Парфен работал у Евмена складским рабочим.

В клуб — то ходишь? — поинтересовался Маркел.

Нет, Парфен парень не такой, — вмешался Евмен. — Он в клуб не пойдет. Он парень праведный. Не курит, не пьет… Вот я его на кладовщика учу.

Поди, в молельный дом к себе агитируешь?! — съязвил Маркел.

Зачем же агитировать? Невольник — не богомольник. Его дело. Хочешь — иди, не хочешь — с неправедными оставайся. У нас все только на добровольных началах. И Парфен уже давно выбрал дорогу к нам.

К Евмену подошел его сын Пронька и позвал домой обедать. Евмен ушел.

Из золы вытащили картошку. Она дымилась, вкусно пахла. Дома — то на нее уже глаза не смотрят, а у костра она кажется лучшей едой.

Я сидел в стороне. Должно быть, дядя Савелий понял меня.

Малый, давай — ка с нами за компанию, — пригласил он.

Я подсел к ним, и мне подали картошку, сало, налили чай.

Я взял тонкий пластик сала, и он, пахнущий чесноком, растаял у меня во рту. Вкуснота!

Давайте, мужики, перекурим — и за работу. Время не ждет, — сказал озабоченно дядя Савелий.

Да, дел у нас еще много, — поддержал Савелия Маркел.

Маркел, говорили между собой жители поселка, частенько стал выпивать. Я слышал разговоры взрослых, что у него жена — горе одно. Беспутная, пьющая бабенка. Она часто исчезает из дома. Пьет у Ермолаевны, такой же беспутной. Погуляет несколько дней и снова возвращается домой, клянчит денег на похмелье.

А Маркел был мужик простой, сердобольный. И он давал ей денег. И домой ее принимал…

Пришла Дора. Принесла с собой бутылку самогона.

Это я вам, мужики, — сказала она. — Кончайте' скорее с затором, а то огороды заливает.

Дора нигде не работала, держала свиней, овец, кур, торговала в городе яйцами, шерстью. На вид Доре лет сорок. Лицо у нее розовое, пухлое, безбровое.

Помочь я пришла, — сообщила Дора.

Сунь самогонку в родник. Закончим работу, тогда и выпьем, — распорядился Маркел.

На помощь мужикам пришли и Филька с Фросей.

Филька нес на плече багор, а в руке военную полевую сумку.

Красивым он был, этот забубенный пьяница и балагур. Чтобы заработать деньги, он вставлял жителям окна, насаживал бабам топорища, точил ножи, отбивал вдовам косы, а вечерами работал киномехаником.

Жена у Фильки, Фрося, тихая да ласковая. Глаза у нее иссиня — серые, две толстые косы черные, небольшой нос — точеный и прямой — не насмотришься на нее, так она хороша. Иногда Фрося приходила к нам в дом на моления в ярко — голубом сарафане. Она подолгу слушала проповеди отца и все вздыхала.

О чем печалишься, дочка? — однажды спросила ее одноглазая проповедница Ивановна.

Погляжу на вас, не пьете вы и не курите, а мой — то мужик опять запил, — пожаловалась Фрося.

А ты приведи его к нам, дочка. Мы побеседуем с ним, может, и образумится.

И Филька раза два приходил к нам на собрания. Таращил на моего отца веселые серые глаза и все, сказанное отцом отрицал:

Не может этого быть!

Как это не может быть? — возмущался отец. — Вот же Библия, разве она тебе ничего не говорит?

Библия водку пить запрещает, разве это дело?

Так зато в рай попадешь. К вечной жизни себя подготовишь. А здесь мы в гостях.

Странная ваша жизнь! Да как же так? Стремитесь, стремитесь к потусторонней жизни, а вдруг там ничего нет? Вот я не буду пить, курить, от всего в жизни откажусь, буду только Христа прославлять, и вот я умираю, и ничего там, на небе — то, и нет. Выходит, я только свою жизнь загубил? Где ваша гарантия, что я в рай попаду? Где? Подайте ее сюда, и я уверую.

Наша гарантия — вера в Библию, — убеждал отец Фильку. — Верь в нее, это мудрая книга! Верь от чистого сердца и отбрось все свои сомнения. И будешь ты спасен. Вот ты Ленина не видел, а в его идею веришь через книги и документы. Библия тоже документ, и гробница Христа на горе Елеонской не выдумка. Веришь же ты в коммунизм?

Ну, верю.

А почему бы и в Христа не верить.

В Ленина — то все верят. Только вы отстранились от него. А вас скока? Всего ничего. А нас? Миллионы! А почему миллионы? Да потому, что за Лениным правда. Если бы правда была у вас, все записались бы в баптисты… Ну, вот скажи, Никифор Никандрович, хоть один из вас для пользы изобрел что — нибудь? Вы и от готового — то шарахаетесь! Живи вашей идеей, так всю жизнь на себе бревна таскать будешь. Вам ведь не до жизни. Вы согрешить боитесь. Эх, вы!

Дурак ты, Филька! — обиженно сказал отец.

Дурак на машине едет, а умный пешком идет.

И Филька, смеясь, ушел…

Покурив после еды, мужики снова взялись за работу.

Вода вовсю давила на плотину, но воду не спускали, не сплавляли и лес. Ждали, пока разберут затор. А вода все прибывала, текла уже через верх плотины. Трещали ставни, гнулись деревянные быки. Беда нависла над поселком, как черная туча. Прорвет плотину— что тогда? Навалит лесу у затора столько, что и за лето не растащить, а там зима. Скует лес, свяжет ледяными путами. Прощайте тогда тысячи кубов первосортной древесины!

Ох ты, горькое горюшко! — причитали бабы. — Не успеем уничтожить затор, рухнет плотина, вот и останутся мужики без работы, а детишки без хлеба.