Дом с закрытыми ставнями - [48]

Нечего тебе здесь делать, — буркнул он, — тут — горе. Народу полно. Заворачивай домой. Анютушка сама придет к нам.

«Ох, лучше бы уж она не приходила к нам, — подумал я. — Закружились вокруг нее. Знают, когда прилететь».

Уже вечерело, когда пришла тетя Аня. Должно быть, тяжко ей было в доме, где лежал неподвижный Парфен.

Присев на краешек моей постели, она вдруг, уткнувшись в мое плечо, беспомощно заплакала, точно я был старше ее и она искала у меня утешения.

С миром приветствую тебя, сестра Анна, — ласково проговорил отец и погладил ее волосы.

Сестрами называют только членов общины. Неужели тетя Аня уже…

Что же, Анна, утешить тебя может лишь один Христос, — начала мать, садясь с ней рядом. — В нем и только в нем найдешь ты свое утешение.

Почему, тетя Мотя?

Несчастны те, кто не знает господа. Вот господь тебя все время наказывает. Матушку твою при — звал к себе… Ребеночек родился у тебя мертвый. А теперь вот и муж…

Да, да, да, — словно самой себе шептала тетя Аня, кивая головой.

Я прижался к стене. Они сидели ко мне спиной.

Ты возьми себя в руки, сестра. С тебя только одно и требуется: не забывать Иисуса и быть поближе к нему. Ты обопрись на него и на нас тоже. Община не оставит тебя. Ты еще найдешь свое счастье, — мать приникла к ней с одной стороны, а отец подсел с другой. Он не говорил, а как — то ворковал:

Наша община будет помогать тебе, как родной. У нас ведь христианская семья, мы братья и сестры по Христу. Твоей душе будет у нас и тепло, и хорошо… У нас не курят, не пьют, не распутничают, — ты это знаешь.

Это, Анютушка, бывает все в земной жизни, а не у нас, — пропела мать. — Мы от грешников отгорожены именем Христа.

Тетя Аня слушала, лицо ее становилось все задумчивей.

Я насторожился. Не раз приходилось мне наблюдать такие сцены. Я видел, как тетя Аня успокаивалась. И я уже знал, что это значит. О, отец умел уговаривать, увлекать!

Отойдя душевно от мирского, ты ничего не потеряешь, — убежденно и страстно доказывал он. — Ну, кто сейчас вокруг тебя в твоем «Заготсырье»? Вас там несколько человек. Суетитесь вы, хлопочете о бочках, о ящиках, о соли, о сахаре, о грибах, об огурцах да ягодах — вот и все. Вот и вся ваша духовная жизнь. А у нас ты найдешь веру, любовь, спасение души, свет господа, братьев и сестер… Ты подумай, что теряешь и что обретаешь!

И тетя Аня опять согласно кивала, шепча: «Да, да, да!»

А я — что… Я должна уйти с работы? — спросила она.

Нет, Анютушка! — воскликнул отец. — Ты должна работать, так бог велит. Да работай по — прежнему, делай там свое дело. Как всегда ты будешь там со всеми, но только не душой. Душой ты будешь с богом.

Теперь — то я понимаю всю хитрость этого баптистского хода: среди земной жизни тайно жить для бога.

Чем же я отблагодарю вас за помощь мне? — несколько растерянно воскликнула тетя Аня.

Вот, сестра, что на сей случай говорит евангелист Лука, — отец раскрыл Евангелие. — «Взглянув же, он увидел богатых, клавших дары свои в сокровищницу. Увидел он также бедную вдову, положившую туда две лепты; и тогда он сказал на это: истинно говорю — вам, что эта бедная вдова больше всех положила; ибо все те от избытка положили в дар богу, а она от скудности своей положила все пропитание свое, какое имела».

Аня слабо, но благодарно улыбнулась:

Это очень тяжело быть одинокой, да еще в горе, вы — добрые… Мне легче с вами. Не бросайте меня. А то ведь я… Я уже и не знаю, как мне жить…

Эпилог

После этого прошел год.

Я окончил шесть классов, вытянулся, стал долговязым…

Дома мне становилось все хуже. Родители бушевали: я, как и Ванюшка, окончательно отказался от всяких молений.

Порой странно, даже удивительно складываются обстоятельства: жизнь, школа, люди увели меня из молельного дома, а веселая красавица тетя Аня, наоборот, пришла в этот дом. Но не было уже прежней веселой, молоденькой Анюты, бегавшей в кино. Она превратилась в спокойную, замкнутую женщину.

Как вы живете? — спросил я однажды тетю — Аню. — Вы теперь стали какой — то не такой, как были.

Мне хорошо теперь, — ответила она улыбаясь. — Тихо, спокойно, я знаю — зачем и ради кого я живу. Если бы и твоя душа тоже просветилась.

И вдруг мне, мальчишке, стало жалко ее, и захотелось мне рассказать ей о судьбе Фени, о крушении дедовой веры, о моей нелюбви к отцу с матерью. Но я промолчал. Не знал, как ей все высказать, не мог найти слов. Меня почему — то угнетали ее просветленное лицо, ее скрытая, внутренняя отчужденность. Теперь — то я понимаю, что я тогда бессознательно почувствовал, что она умерла для той прекрасной, земной жизни, которая так властно звала меня к себе.

Вот эта смерть для всего земного, человеческого, как говорят баптисты, «греховного», и является для них «возрождением свыше».

Тетя Аня была готова для крещения, а крещение делало верующего членом общины.

Крещение тети Ани должно было произойти в реке Сосновой.

На берегу община разбилась на две группы: мужчины с отцом ушли в заросли ельника в одну сторону, женщины с тетей Аней в другую.

Мы, ребятишки верующих, сидели в сторонке. Так нам было велено.

Девушки в белых платьях, в венках из ромашек сгрудились под разлапистыми соснами.