Дом с привидениями в Летчфорде - [7]

Ее сердце оставалось свободным — вот единственное, что утешало меня. Она еще не встречала человека, которого могла бы полюбить: так по-монашески уединенно текла ее жизнь. Она была невинна, как дитя, чиста, как ангел, добра, кротка, правдива и верна. Возможно, со временем, если бы у нее родился ребенок, которому она могла посвятить всю себя, лаская и опекая его, ее брак, неравный и несправедливый, сделался бы не совсем уж несчастным, если бы удалось изгнать из Джеффри дьявола ревности. Но стоило ей взглянуть на кого-то или подумать о ком-то, как он приходил в ярость. Его привязанность к детям тускнела рядом со слепой безрассудной страстью, которой он терзал свою жену. Она нежно и преданно любила отца — и он разлучил их, запретив старику являться в Фэри-Уотер, а ей навещать отца. Когда мистер Ашуэлл скончался, он ревновал к самому ее горю. Когда у них родился второй ребенок, он с завистью глядел, как она его ласкает.

Бедняжка Полли! Бедное дитя! Бедная девочка-жена! Бедная малышка-мать! Как часто сердце у меня разрывалось от нежности, которую я боялся обнаружить!

Но ты знала, что я испытывал в душе, моя девочка. Признайся, я всегда был тебе преданным другом и не оставил бы тебя ни в горе, ни в радости, сумей мое заступничество облегчить твою участь.

С какой бессильной болью наблюдал я, как мало-помалу радость и надежда уходят из твоей юной жизни, как ты стареешь, не успев по-настоящему вырасти, но что я мог поделать?

Джеффри был твоим мужем, ты его женой, но как-то ты сказала мне, что само мое молчание дает тебе силы вынести неизбежное и учит не противиться тому, чего не изменить.

Никогда не забуду, как вскоре после свадьбы, миссис Джеффри Тревор подошла ко мне, когда я прогуливался меж грядками с клубникой.

«До чего она мила и грациозна», — подумал я, любуясь, как легко она приближается ко мне, платье чуть приподнято над крохотными ножками, головка слегка откинута назад, словно под грузом какой-то новой идеи.

— Мистер Стаффорд, — промолвила она, поначалу она стеснялась называть меня по имени, и не удивительно: я получил его за добрые четверть века до того, как она появилась на свет, и прошел огонь, воду и медные трубы, когда она еще лежала в пеленках.

— Мистер Стаффорд, можно вам задать один вопрос? Вы знаете моего мужа, конечно, гораздо лучше меня. Скажите, что мне сделать, чтобы он мне больше доверял?

Она выпалила эти слова на одном дыхании, как школьник, затвердивший урок.

Она была еще ребенком! Чистым и бесхитростным! Благодарение Богу, никогда, ни на одну минуту в моей душе не возникло чувство, которого я не мог бы питать к дочери. И я уверен, что Джеффри, при всей его глупости и слепоте, это понимал.

Разумеется, ее просьба застала меня врасплох. Я настолько опешил, что в изумлении уставился на миссис Тревор, пока она не покраснела до корней волос. Спустя мгновение она потупила глаза, краска отхлынула с ее щек, и она стояла предо мною, растерянная и смущенная, словно в чем-то провинилась.

Тогда я заговорил.

— Едва ли здесь можно что-то исправить, миссис Тревор, — ответил я, — разве что вам удастся охладить чувства вашего мужа.

Она вновь залилась румянцем и подняла на меня глаза.

— А что, по-вашему, он очень любит меня? — спросила она, смущенно переминаясь с ноги на ногу и рассеянно трогая носком башмачка листья клубники.

— Да, — подтвердил я, — он любит вас, как никогда никого не любил.

Больше она не проронила ни слова. Медленно и задумчиво она побрела назад, от ее резвости не осталось и следа.

Такой дочерью, доброй, ласковой девочкой, в которой уже просыпалась женская душа, мог бы гордиться любой отец.

Она никогда не пыталась охладить его чувства. Она что было сил старалась смягчить его сердце и лучше выполнять свой долг.

Я наблюдал за ее усилиями. Я видел, сколь они тщетны. Чем нежнее, мягче, терпеливей становилась она, тем больше он убеждался в ее способности любить и тем сильнее ревновал ее. Он не хуже меня понимал, что она никогда не полюбит его. Бог знает, чего он ждал и на что надеялся, женившись на ней. Возможно, он рассчитывал добиться от нее не только послушания и покорности, ибо влюбленный мужчина — неразумное животное, но время шло, а она не менялась, разве что стала более сдержанной, более спокойной, более терпеливой, и я было подумал, что сердце его уже не бьется тревожно при мысли, что, когда он будет погребен и забыт, она подарит любовь неведомому сопернику.

После рождения двух детей Джеффри спросил меня, не соглашусь ли я стать его душеприказчиком.

— Мистер Хендерсон будет вторым, — добавил он.

Как поверенный мистер Хендерсон пользовался отличной репутацией, и я сказал, что не имею ничего против.

— Надеюсь, — продолжал я, — ты должным образом позаботился о жене.

— Что ты имеешь в виду? — спросил он.

— Что ты оставишь ей приличное содержание.

— Я ей оставлю все, — ответил он, и я, признаться, почувствовал удивление, хотя не обнаружил его, — все, кроме Фэри-Уотер, которым, как тебе известно, я не волен распоряжаться, — но лишь в том случае, если она не выйдет замуж.

— А если выйдет? — предположил я.

— Тогда она лишается всего. Надеюсь, ты не ждешь, что я оставлю свои деньги чужому мужчине?