Дом с привидениями в Летчфорде - [23]
Напрасно я старался взять себя в руки. Куда бы я ни поворачивался, мне все казалось, что у меня за спиной кто-то есть. Стоило мне пошевелиться, как кто-то невидимый повторял мои движения, следуя за мной по пятам.
Я чувствовал это, хотя не слыхал ни звука. Кем бы ни был мой незваный гость, он не дышал, — я то и дело задерживал дыхание, чтобы в этом убедиться.
"Что-то у меня нервы расшалились", — подумал я, задул свечу; положил спички так, чтобы в случае чего они оказались под рукой, улегся в постель, натянул одеяло, уткнулся в подушку и, так как мой невидимый друг, как видно, удалился на ночь, уснул.
Я крепко проспал до утра — крепче, чем дома, где меня баюкают знакомые, милые сердцу лондонские звуки. Когда я внезапно открыл глаза, солнце светило в восточное окно так ярко, словно собиралось наверстать упущенное.
Чуть позади меня послышался шум. Он-то меня и разбудил. Когда я поглядел туда, откуда он доносился, я с изумлением и — что греха таить — с ужасом убедился, что виновником беспокойства был мышонок, который, сидя на конце свечи, с аппетитом уплетал редкое лакомство.
Когда он обнаружил, что я на него гляжу, на секунду замер и бросил на меня ответный взгляд — его длинный хвост висел так близко от меня, что я мог без труда до него дотронуться. После подобного приветствия он, видимо, решил, что с требованиями вежливости покончено, и снова принялся за свечу.
Я сделал вид, что собираюсь его схватить, и он юркнул в норку. Когда я снова проснулся, я обнаружил, что, пока я спал, мышонок успел вернуться и обгрызть полсвечи до самого фитиля.
— Любопытно, какого он мнения о привидениях, — подумал я, вставая с постели и распахивая окно. Моим глазам предстало утреннее великолепие сверкающей росы и расплавленного золота. Мне, вероятно, следовало бы обдумать собственное мнение на тот же счет, но я покуда не торопился проводить строгое расследование.
Я предпочел бы разобраться в своих ощущениях и сделать окончательные выводы не раньше, чем вернусь в Лондон.
Пока же я мог утверждать лишь то, что с Кроу-Холл и в самом деле что-то неладно. Был ли то воздух или вода, или деревья, или сырость, или связанная с этим местом история, я, как и прежние жильцы, не мог сказать, однако я ничуть не сомневался в одном: Кроу-Холл и миссис Пол прекрасно подходили друг к другу. Пускай местный климат или невидимые обитатели губили здоровье Других, и дом и общество вполне устраивали эту достойную леди. Разумеется, я стал подозревать миссис Пол в сговоре с нечистой силой, на что не совсем точно указывало слово "ведьма". Впрочем, существовал и довод в ее пользу: если только она и впрямь не была ведьмой, она никак не могла жить во времена Филипа Уолдрума или иметь какое-либо отношение к появлению или исчезновению призраков, которые многие годы пугали обитателей Кроу-Холл. К тому же ничто не указывало на ее пребывание в доме в то время, когда здесь находился отец Валентайна. Следовательно, ее вины здесь не было.
Однако мне пришло в голову, что предки миссис Пол, возможно, были храбрыми контрабандистами, знавшими тайну подземных ходов вокруг "Блэк-Кроу".
Но если эти подземные ходы сохранились, а миссис Пол известны все потайные двери и комнаты в доме, то, как нетрудно догадаться, наслаждаться здесь удобством и покоем можно лишь с ее согласия.
— Нужно сделать ей что-нибудь приятное, — подумал я и невольно доставил ей удовольствие, сообщив, что сегодня же отправляюсь в Лондон.
Ее глаза сверкнули и, пока она слушала меня, один особенно уродливый зуб, на который я глядеть не мог без содрогания, приоткрылся сильнее обычного.
— Но я вернусь на следующей неделе, — продолжал я. Услышав эту фразу, миссис Пол наверняка решила, что радость ее была преждевременной: лицо ее помрачнело, а зуб спрятался за губами, совершенно исчезнув из вида.
Назад в Лондон, грязный, восхитительный, родной Лондон.
— Ты, с твоими туманами, дождями и пылью, — сказал я, обращаясь к улицам, переулкам и домам столицы, — мне дороже самой прекрасной провинции, в которую меня забросила судьба.
"Лучше день в Лондоне, — подумал я, невольно пародируя поэта, — чем год в Эссексе". Несмотря на то, что в Кроу-Холл я научился есть тощих петухов, ветчину и яйца, а также обходиться без вина, там я не мог чувствовать себя спокойно.
Сам вид лондонских тротуаров, запах дыма, знакомые черные отметины на носовых платках — все это подействовало на меня ободряюще, я снова стал самим собой. Плевал я на привидения. Я решил превратить Кроу-Холл в пригодное для жизни место и получить с него доход. Я понял, что миссис Пол только пыталась напугать меня, и что такого было в ее истории? Ровным счетом ничего.
Я отправился в свой клуб, пообедал и почувствовал себя еще лучше. Да, я могу помочь Валентайну и сам не прогадать. С этими мыслями я написал ему следующее письмо:
"Дорогой Вал,
кажется, я знаю человека, который купит твое имение. Я был там. Пожалуйста, сообщи мне, согласен ли ты получить за него 1650 фунтов.
Всегда твой,
Стаффорд Тревор"
Он отправил ответ немедля. Я получил его, когда еще лежал в постели.
"Дорогой мистер Тревор, да, я счастлив получить 1650 фунтов, наш прежний договоростается в силе плюс дополнительно 150 фунтов комиссионных.
Предлагаемый вниманию читателей сборник объединяет произведения, которые с некоторой степенью условности можно назвать "готической прозой" (происхождение термина из английской классической литературы конца XVIII в.).Эта проза обладает специфическим колоритом: мрачновато-таинственные приключения, события, происходящие по воле высших, неведомых сил, неотвратимость рока в человеческой судьбе. Но характерная примета английского готического романа, особенно второй половины XIX в., состоит в том, что таинственные, загадочные, потусторонние явления органически сочетаются в них с обычными, узнаваемыми конкретно-реалистическими чертами действительности.Этот сплав, внося художественную меру в описание сверхъестественного, необычного, лишь усиливает эстетическое впечатление, вовлекает читателя в орбиту описываемых событий.
Предлагаемый вниманию читателей сборник объединяет произведения, которые с некоторой степенью условности можно назвать «готической прозой» (происхождение термина из английской классической литературы конца XVIII в.).Эта проза обладает специфическим колоритом: мрачновато-таинственные приключения, события, происходящие по воле высших, неведомых сил, неотвратимость рока в человеческой судьбе. Но характерная примета английского готического романа, особенно второй половины XIX в., состоит в том, что таинственные, загадочные, потусторонние явления органически сочетаются в них с обычными, узнаваемыми конкретно-реалистическими чертами действительности.Этот сплав, внося художественную меру в описание сверхъестественного, необычного, лишь усиливает эстетическое впечатление, вовлекает читателя в орбиту описываемых событий.
Предлагаемый вниманию читателей сборник объединяет произведения, которые с некоторой степенью условности можно назвать "готической прозой" (происхождение термина из английской классической литературы конца XVIII в.).Эта проза обладает специфическим колоритом: мрачновато-таинственные приключения, события, происходящие по воле высших, неведомых сил, неотвратимость рока в человеческой судьбе. Но характерная примета английского готического романа, особенно второй половины XIX в., состоит в том, что таинственные, загадочные, потусторонние явления органически сочетаются в них с обычными, узнаваемыми конкретно-реалистическими чертами действительности.Этот сплав, внося художественную меру в описание сверхъестественного, необычного, лишь усиливает эстетическое впечатление, вовлекает читателя в орбиту описываемых событий.
Предлагаемый вниманию читателей сборник объединяет произведения, которые с некоторой степенью условности можно назвать «готической прозой» (происхождение термина из английской классической литературы конца XVIII в.).Эта проза обладает специфическим колоритом: мрачновато-таинственные приключения, события, происходящие по воле высших, неведомых сил, неотвратимость рока в человеческой судьбе. Но характерная примета английского готического романа, особенно второй половины XIX в., состоит в том, что таинственные, загадочные, потусторонние явления органически сочетаются в них с обычными, узнаваемыми конкретно-реалистическими чертами действительности.Этот сплав, внося художественную меру в описание сверхъестественного, необычного, лишь усиливает эстетическое впечатление, вовлекает читателя в орбиту описываемых событий.