Дом причта в Уитминстере - [9]

Так оно и вышло: едва мы закончили этот разговор, как на пороге появились Мэри и миссис Мэйпл с сияющим лицом и коробкой в протянутой руке.

— Ну, — воскликнула, приблизившись, экономка, — что я говорила еще до того, как перебралась из Дорсетшира в здешние края? Конечно, не стану уверять будто я и родом из Дорсетшира, но… не в том суть. «Подальше схоронишь — поближе найдешь», такие были мои слова, и ведь верно. Нашлась коробка, и на том самом месте, куда была положена — когда же это? — ага, пару месяцев назад.

Достойная домоправительница вручила коробку дядюшке Олдису, и мы с ним принялись рассматривать ее с таким интересом, что на время мне даже удалось забыть о присутствии миссис Энн Мэйпл, продолжавшей разглагольствовать о том, где находилась коробка и каким манером мисс Мэри помогла ей освежить сей факт в памяти.

Коробка, довольно старая с виду, была обвязана розовой лентой, а на ее крышке была наклеена этикетка с надписью «Покои старшего пребенда. Уитминстер». Открыв крышку, мы обнаружили внутри два средних размеров ключа и листок бумаги, опять же со сделанной от руки надписью «Ключи от шкафа и комода в неиспользуемой спальне». Но там имелась и любопытная приписка: «Нечто, пребывающее в оных Шкафу и Комоде, сберегается мною и долженствует сберегаться моими преемниками в Доме Причта для высокородного семейства Килдонан, коль скоро любой из отпрысков оного предъявит свои права на Хранимое. Наведенные мною всевозможные справки убеждают меня в том, что благородный Род пресекся, ибо последний Граф, как известно, утонул в море, а его единственный Сын и Наследник скончался в моем Доме. Все бумаги, касающиеся сего прискорбного происшествия, были положены мною в названный шкаф в нынешнее Лето Господне 1753 месяца марта двадцать первого числа. Наперед же считаю свои долгом предостеречь всех, не принадлежащих к Роду Килдонан, но ставших обладателями сих ключей, от проникновения в запертые Шкаф и Комод без чрезвычайно веского основания, и прошу поверить, что оное предостережение делается мною в силу наличия достаточных и серьезных причин. Весьма благодарен служителям нашей Коллегии и Церкви, коим ведомы Происшествия, имеющие касательство к этим Бумагам, за их Согласие подтвердить обоснованность моих Опасений, в знак чего скрепить сей Документ своими Подписями».

Далее и вправду следовали подписи: «Т. Эштон, профессор теологии, старший пребенд; У. Блэйк, профессор теологии, декан; Г. Гудмен, бакалавр теологии, младший пребенд».

— Вот оно что! — сказал дядюшка Олдис. — «Предостережение, в силу наличия достаточных и серьезных причин»! Надо полагать, он знал о чем пишет. Сдается мне, дело связано с этим молодым человеком, — он ткнул пальцем в слова «единственный Сын и Наследник», — которого звали виконт Саул. А, Мэри?

— Откуда ты знаешь, дядюшка?

— А почему бы мне и не знать? Все, что надо, написано в «Дебретт» — двух, маленького формата, но толстых томиках. Но имя запомнилось мне не из книги, а по надписи на надгробной плите у липовой аллеи. Интересно, что за «Происшествия» имеются в виду? Миссис Мэйпл, вы часом не слышали? Кстати, можете взглянуть и на своих древоточцев, вон их у окна сколько валяется.

Миссис Мэйпл, столкнувшись одновременно с двумя вопросами, несколько растерялась, пытаясь уразуметь что — древоточцев или историю с покойным виконтом надлежит считать первоочередным, но — попыталась по-своему разрешить оба. С моей точки зрения, обратившись к ней таким манером, дядюшка Олдис поступил неосмотрительно, однако, возможно ему просто хотелось получить время поразмыслить, что все-таки делать с ключами. Экономка тем временем уже тарахтела вовсю.

— Ох, уж эти букашки скажу вам, доктор, и вам мисс, и вам сэр, — они такие гадкие, и мне их никак было не вывести, тому уже дня три или четыре. И непонятно, откуда они взялись. Поначалу, когда мы заселялись и осматривали помещения, ставни в этой комнате были закрыты и, ручаюсь, не открывались долгие годы, а никаких букашек не было и в помине. Ставни от времени заело, так что мы открыли их с немалым трудом и оставили так на сутки, а потом я послала Сьюзен в эту комнату подмести, но не прошло и двух минут, как она выскочила в холл вся облепленная этими противными созданиями, так что — поверите ли? — невозможно было разглядеть ни ее волос, ни чепца. Они так повсюду и копошились, так что нам пришлось бедняжку отряхивать. К счастью, Сьюзен девушка здравомыслящая, я бы на ее месте точно с ума сошла. А теперь они валяются тут мертвые, и вон их какая прорва. Нынче ведь четверг, или даже пятница, а они тут резвились с понедельника. Стоило подойти к двери, и становилось слышно, как они внутри скребутся, шуршат да стучат, а сунешься внутрь, так тебя и облепят, будто собрались сожрать. Хорошо еще, что тут не завелись летучие мыши! Этих-то, при всей их пакостности, все-таки можно раздавить как обычных мошек. Во всяком случае, история с ними должна послужить всем уроком, — заключила миссис Мэйпл и тут же, опасаясь как бы ее не прервали, перешла к следующему пункту. — Что же касается тех двух бедных пареньков, то… хм, я сказала «бедных», однако когда, помнится, мне случилось пить чай с миссис Симпкинс, женой церковного сторожа, служившего здесь и до вашего, доктор, с мисс Мэри приезда, а предки его, как говорят, состояли при церкви и кладбище сто лет или больше, так что они (чета Симпкинсов, а не предки) могут ткнуть пальцем в любую надгробную плиту и сказать, как покойного звали, когда помер да почему. И он я имею в виду мистера Симпкинса — как раз рассказал мне про юношу… тут экономка поджала губы и несколько раз многозначительно кивнула.