Дом полнолуния - [42]

Бульк, бульк, бульк… Я не хочу зависеть от этих капель, которых даже не вижу, я не хочу слышать это тоскливое бульканье, не хочу дышать ватным воздухом. Уймись, сердце! Бульк, бульк, бульк, бульк… Хватит! Я зажимаю уши и мотаю головой, пытаясь разорвать нить, связывающую меня и капли. Но они падают так близко, почти во мне, почти под сердцем, и все быстрее, быстрее, быстрее… Бульк, бульк, бульк… И сердце колотится, как после очень долгого бега, лихорадочно и безнадежно, а капли смеются и спешат, спешат, тянут за собой сердце, быстрее, быстрее, быстрее… Хва-тит! Бульк-бульк-бульк-бульк… Мне не хватает воздуха, сердце бухает в ребра, словно ему там тесно, кидается то вниз, то к горлу и рвется наружу. Бульк-бульк-бульк-бульк-бульк… Воздух обжигает легкие, какой-то сухой, неправильный воздух, да что же это такое, Господи… Бульк-бульк-бульк… Я не выдержу этого, еще секунда, и меня разорвет изнутри, и сердце уже разбилось в кровь, куда же ты, стой!… Бульк-бульк-бульк-бульк! Ни секунды перерыва, да как же это, я ведь умру сейчас, я руками зажимаю горло, чтобы сердце не выскочило, я хриплю, задыхаюсь, какие-то красные пятна, хватит, хва-тит, не на-до! Бульк-бульк-бульк-бульк! Да что же ты, сердце, что же ты, сердце, что же ты, что же ты, что-же-ты, что-же-ты, что-же-ты-что-же-ты-что-же-ты!!! Булькбулькбулькбулькбульк!!!!!!!

НЕТ!!!!

Тук… тук… тук… тук.

Тишина.

Холодно.

Ветер.

Ветер шуршит старыми газетами в коридоре.

Ветер хлопает незапертыми дверьми.

Я плачу.

В тот момент я даже не испытывала ненависти к Зданию, только какое-то тоскливое недоумение: за что? Голова кружилась, в ушах звенело. Как все-таки холодно сегодня. Я спрятала заледеневшие руки под плед, потом прижала ладонь ко лбу – словно к доменной печи, чуть не обожглась. Нет, – сказала я себе – нет, этого нельзя допустить, я не могу, не имею права болеть Здесь. Нужно было что-то делать, как-то бороться. По спине гулял озноб, болели суставы. Да что же это такое, в конце концов, неужели ему мало того, что я исходила сотни километров по нескончаемым коридорам, неужели надо совсем меня уморить, чтобы все было хорошо?…

Тишина, густая тишина. Я знала, что нельзя сидеть на одном месте, но не могла заставить себя подняться. Надо было встать, спуститься в подвал, набрать еды, надо было собрать щепок и газет, найти спички, которые каждый день оказывались на новом месте; еще надо было отыскать аптечку, которую я заприметила недавно на одном из этажей – вот только на каком? Конечно, рискованное это дело – принимать микстуры Здания, но мне слишком плохо, чтобы привередничать. Только бы встать. Здание не пожалеет меня, оно воспользуется моей слабостью и сотворит что-нибудь такое, о чем лучше не думать. Встать – мне обязательно нужно встать.

Я пришла в себя от громкого, бьющего по нервам скрипа, повернула голову и попыталась испугаться. Не получилось. Дверь в мою комнату открылась и качалась, поскрипывая, под напором сквозняка. Я долго пыталась понять, что меня так тревожит в этой открытой двери – ну, сквозняк, ну, подумаешь…

А потом поняла, и что-то тоскливо оборвалось внутри. Она не может открыться. Она не имеет права открыться и скрипеть. Я смазывала вчера петли, а вечером, перед сном, закрыла дверь на задвижку. А теперь – ни задвижки, ни даже следа от нее не было, и петли скрипели пронзительно, въедливо. Я ко всему уже привыкла, но ЭТО БЫЛА МОЯ КОМНАТА. В ней не может ничего происходить. Это единственное место в Здании, где я хоть чуть-чуть – дома. Если мне уже выделили именно ее, так оставьте же меня в покое хотя бы здесь, в этой моей конуре! А за сегодняшнее утро это второе вторжение на мою территорию. Да как ты смеешь, ты, жалкое запутанное отродье, как ты смеешь отнимать у меня последний клочок свободы, мой тихий чистый угол, в котором Ничего Никогда Не происходит!

Я пыталась разбудить в себе злость, найти силы подняться. Мысль о том, что Здание пользуется моей слабостью, действовала, как пощечина. Я обернулась пледом и сползла с дивана. Коленки дрожали. Пошатываясь, шагнула к двери и показала ей из-под пледа кулак. Дверь со стуком распахнулась, и порыв ветра швырнул мне в лицо обрывок газеты. От неожиданности я оступилась, уронила плед, с размаху села на диван. На пожелтевшем газетном листе кривлялся крупный жирный заголовок: КАЖДЫЙ ДЕНЬ В ГОРОДЕ УМИРАЕТ ОТ ХОЛЕРЫ 250 ЧЕЛОВЕК. Я скомкала лист и вышвырнула его в коридор. Ветер радостно подхватил и покатил бумажный мячик куда-то вглубь. Издевается. Можно подумать, кто-то удивился. Можно подумать, кто-то сомневался, что как только я дам слабину, меня ткнут носом в какое-нибудь дерьмо. Одного только понять не могу: что так слабо? Что случилось? Нашему величеству не хватает фантазии? Думаешь, дождалось? Нет уж, не выйдет.

Я поднялась на ноги, держась за стену, добралась до двери. По коридору гулял ветер. Холодно. До чего же холодно… Голову сжал болевой обруч, в глазах потемнело. Вцепилась в дверной косяк, переждала. Я научилась здесь пережидать. Я многому научилась.

Нужно было вспомнить, в какой стороне находилась аптечка. Я подумала немного и пошла направо. Ветер усилился, и старые газеты затеяли какой-то чинный старинный танец. Вот еще одна полетела прямо на меня и уткнулась в шею.