Дом: основной инстинкт? - [89]

— Господи, Кэрри! — Он чуть отодвинулся от меня.

— Я больше никогда тебя не спрошу, — быстро сказала я. — Я просто хочу знать.

— Раза четыре. Я собирался закончить все после отпуска во Франции, но не смог. Я чувствовал себя так ужасно. Был еще один раз — после Франции. Она хотела, чтобы я развелся с тобой. Оливер все узнал и ушел от нее. Как только она заговорила о том, что я должен бросить тебя и детей, я понял, она думала, что наша связь что-то значит. Я больше не мог ее видеть.

— Рыцарский поступок, — ледяным тоном сказала я.

— Да. — Майк действительно был несчастен. — Понимаешь, одно дело — проигрывать в уме возможность развода. Но, когда она заговорила о том, что я должен уйти от тебя, я понял, что это абсолютно невозможно. Наша с тобой жизнь — вот все, что мне нужно. И если нет способа совместить… значит, я должен прекратить наши с ней отношения. И я прекратил. Все это было, когда мы переезжали. Как раз на той неделе и закончилось. Она угрожала, что покончит с собой. Я думаю, она действительно чересчур нервная. Она постоянно говорила, что позвонит тебе… я был напуган. Все было просто ужасно. Наконец, она нашла новую работу, и я хотел забыть обо всем, притвориться, что ничего не было…

— Как ты мог? Как можно было заниматься любовью с кем-то еще? Как ты мог так поступить с нами?

— Это была не любовь. — Майк еще сильнее обнял меня. — Это был просто секс. Любовь — это только то, что происходит между нами.

Выговорившись и устав, он моментально заснул. А я лежала в темноте и думала. Любовь ли это? Любовь?

Пятница, 25 декабря

— Уберите эту глупую собаку, — кричит Майк.

Плюх в очередной раз попытался украсть с елки шоколадную конфету. Само дерево, обмотанное красной и серебряной мишурой, украшенное безвкусными оранжевыми шарами и маленькой феей, которая определенно забыла надеть трусики, угрожающее раскачивается. В следующем году украшением дома перед Рождеством я займусь сама. Я постараюсь обойтись минимумом белого, сделаю много маленьких бантиков и не позволю Ребекке диктовать свои условия. Правда, такое ужасающее дерево доставляет много веселья. Вчера, когда Гарриет и Мартин заходили к нам в гости, елка была главным предметом обсуждения. Дом у Гарриет выглядит, как настоящая зимняя сказка: везде висят носки для подарков и огромные рождественские венки. В таком доме нет места снегу из ваты. Гарриет даже украсила перила гирляндами из настоящих еловых веток. Мне приходится сдерживать себя, чтобы не умереть от зависти.

По полу разбросаны обрывки оберточной бумаги. Дети разворачивают подарки, время от времени подбегая к нам с Майком и показывая новую Барби, игрушечного пони или машинку, у которой мигают фары. Том и Ребекка нашли под елкой большие мешки с подарками. Майк и я получили маленькие.

— Я хочу, чтобы подарки были в мешках. Мешки, это очень важно! — сказала я вчера вечером, пока мы на цыпочках бегали по лестнице, относя подарки под елку. Дети спали.

Останки письма со списком подарков, которое Ребекка написала Санте, тлели на каминной решетке. Я подвинула их кочергой. На самом деле, конечно, письмо должно было лежать на столе у одного из эльфов — помощников Санты в далекой Лапландии.

— Слава богу, я — не Рождественский Олень, — пробормотал Майк.

— Плюх, иди сюда, — позвала я.

Пес подбежал, надеясь получить что-нибудь вкусное. Я показала ему на кусочки письма. Он внимательно их обнюхал, и через секунду список, разорванный на мелкие клочки, валялся на ковре.

— Вот так. — Я быстро собрала все кусочки, которые теперь не смог бы опознать даже Шерлок Холмс. — Ребекка ничего не узнает.

Перед тем как обменяться подарками, мы с Майком сидели на кухне, ели устриц и пили шампанское. Было тихо.

— Я тебя люблю, — сказал он и взял меня за руку. — Ты счастлива?

— Кажется, — осторожно сказала я, стараясь не смотреть ему в глаза. — Я начинаю чувствовать себя лучше.

Он прекрасно знает, что ему еще долго придется мне доказывать, что я не зря разрешила ему вернуться. Даже сейчас, в эту благословенную, волшебную рождественскую ночь, я знаю, что какая-то часть меня больше никогда не будет принадлежать ему. Осознание того, что мне не нужен Майк, чтобы почувствовать себя целой, делает меня сильнее. А вот он стал уязвимым.

— Но, — я налила себе еще шампанского, — я думаю, мне нужно найти работу. Конечно, не на полный рабочий день, но я не собираюсь заниматься только домом. Я не хочу становиться матерью-профессионалкой. Я в состоянии справляться и с домом, и с работой.

— Что?

— Мне нужно разговаривать с людьми. Но я хочу сама решать — с кем и когда. Я не собираюсь становиться фанатиком работы и карьеры.

— Как я.

— Тебе это нравится. А я уже это переросла. Для меня карьера больше не имеет значения.

— Как ты думаешь, ты когда-нибудь решишь вернуться на свою старую работу в Би-би-си? — Майк дипломатично не продолжил, но я мысленно добавила: «если нам понадобятся деньги».

— Наверное. Когда дети станут старше. Если мы окажемся в безвыходном положении. Но я не вернусь туда навсегда. Впервые за последние семь лет я чувствую себя самой собой. Я хочу просто быть. Мне совершенно не хочется постоянно думать о том, какой я должна быть. Я сыта по горло тем, что приходится жить с оглядкой на других, заботиться о том, что подумают о тебе люди. Теперь я буду сама решать, что мне нужно. — Я подняла бокал с шампанским и посмотрела сквозь стекло на Майка. Мне нужно было сказать ему еще кое-что. — Нас ждут перемены.