Дом: основной инстинкт? - [84]
Но как я могу быть уверена, что между Майком и Кейт все кончено? Он так говорит, но ведь многие недели до этого, он ничего не говорил о том, что спал с ней. Как я могу верить его словам, если до этого он только и делал, что врал? Что теперь его слова значат для меня? Но что больше всего выводит меня из себя, буквально доводит до белого каления, так это то, что он спал с ней, сняв рубашки, которые гладила я. Это несправедливо.
Пятница, 11 декабря
Мне нужно придумать, как зарабатывать деньги. Если так и дальше пойдет, то скоро я окажусь на ступенях школы Ребекки, с Томом на руках, Плюхом, лежащим рядом, а перед нами будут лежать шляпа для денег и большой плакат: «Брошенная жена. Нужны деньги на оплату школы. Пожалуйста, будьте щедрыми». Пожалуй, на Гарриет это подействует.
Она позвонила вчера вечером, полная сочувствия к брошенной жене и страшно довольная собой. Для друзей твоя трагедия — как леденец для ребенка.
— Как ты? — ее голос дрожал от сочувствия.
Я чуть было не предложила организовать клуб «Использованных жен», но решила, что Гарриет этого не оценит. Она — идеальный пример того, как можно жить без любви, когда все эмоции тратятся лишь на процесс похода по магазинам.
— Хорошо. Просто отлично. Без него гораздо проще.
— О Кэрри. — Гарриет была шокирована. — Ты же на самом деле так не думаешь.
«Нет, — подумала я. — Конечно, я так не думаю. Я просто собиралась выпить чаю и хочу, чтобы ты поскорее от меня отвязалась».
Я начала сталкиваться с проблемами, о существовании которых раньше и не подозревала. Например: как избежать еженедельных «встреч за кофе» в компании матерей одноклассников Ребекки? В классе вывешен список родителей. Если я поддамся и впишу в него свое имя, то каждую пятницу мне придется встречаться с остальными жертвами этого списка, пить с ними кофе и обсуждать… Что обсуждать? Систему образования? Плиты Aga? Цены на детское белье? Не могу себе даже представить возможные темы! Кроме того, участие в этих встречах обязывает время от времени приглашать всех к себе в гости. При мысли об этом я покрываюсь холодным потом: почти все блюдца и чашки, которые у меня есть, — это остатки от разных сервизов. Я даже не в состоянии красиво накрыть стол. На таких встречах принято угощать гостей печеньем или кексами, но я не держу дома сладостей (если я куплю печенье, Ребекка немедленно вскроет упаковку, все съест, а потом будет капризничать и отказываться от нормальной еды).
Но, несмотря на все трудности, я наслаждаюсь свободой. Свободой быть дома. Теперь никто не может потребовать от меня, чтобы я в определенное время была в каком-то определенном месте. Мне больше не нужно каждое мгновение моей жизни смотреть на часы, потому что кто-то ждет меня, чтобы обсудить чрезвычайно важное дело. Еще четыре недели назад каждый мой шаг был важен. А сейчас — нет. Я могу исчезнуть с лица земли, и только мои дети будут знать об этом и беспокоиться обо мне. Если мы с Томом, после того как отвезем Ребекку в школу, хотим прогуляться вокруг озера, мы едем к озеру и гуляем. Если я хочу пойти в магазин утром, я иду. К свободе сложно привыкнуть. Я все еще жду, что в супермаркете ко мне неожиданно подойдет офицер «полиции карьеры» и спросит: «Простите, мадам, но разве вы сейчас не должны быть на работе?» Теперь я принадлежу к огромной армии женщин, которые заполняют магазины днем, ходят по ним, толкая перед собой детские коляски, подолгу простаивают у полок с памперсами. Безымянные, незначительные. Но я не чувствую себя незначительной. Я ощущаю себя сильной, способной контролировать собственную судьбу. Я свободна. Мне жаль работающих женщин. Раньше я смотрела на домохозяек сверху вниз. Теперь, когда я слышу по радио, как очередная «карьеристка» жалуется на то, как сложно найти хорошую няню для ребенка (как будто няня — это панацея от всех бед), мне хочется крикнуть ей: «Ты так ошибаешься! Нанять няню — это не выход. Все дело в работе. Даже если ты работаешь, нельзя, чтобы воспитанием твоих детей постоянно занимались чужие люди». Феминизм завел женщин моего поколения в тупик, и теперь мы стоим перед глухой стеной. Нам, если говорить честно, продали прекрасную мечту, которая неожиданно обернулась кошмаром.
У меня такое чувство, будто я сплю… и все вокруг ненастоящее. Кажется, еще чуть-чуть, и я проснусь. Майк будет рядом, и я буду, как обычно, спешить на работу. И в то же время сама мысль о том, что кто-то может мной командовать, говорить мне, что я что-то делаю неправильно, кажется мне теперь абсолютно невозможной. Я не могу представить, что можно кого-то бояться, что можно беспокоиться о том, что происходит в офисе. Сегодня звонил Пит, вывалил на меня все новости и сплетни, а я слушала и думала о том, насколько они все смехотворны. Кому какое дело? Кого волнует, что Ник был в ярости из-за последнего фильма, что Гэри, возможно, переедет в Лондон, что в последнем выпуске новостей интервью с местной знаменитостью пустили только перед новостями спорта? Это всего лишь работа. Самая большая проблема работы в том, что человек перестает видеть окружающий мир и начинает думать, что офис — это и есть
