Дом над Онего - [45]

Шрифт
Интервал

А Пелевин — это Россия, обращенная лицом на Восток. Виктор Олегович словно бы подслушивает тайного титулярного советника Всеволода Витальевича Доронина: «А другая наша беда, Фандорин, в том, что Россия-матушка повернута лицом на Запад, а спиной на Восток. При этом Западу мы упираемся носом в задницу, потому что Западу на нас наплевать. А беззащитный деррьер подставляем Востоку, и рано или поздно в наши дряблые ягодицы непременно вопьются острые японские зубы». Пелевин на Восток не огрызается… Он многому у Востока научился.

Впервые наши с Олеговичем пути пересеклись на Соловках. На Островах произошло забавное qui pro quo. Директор соловецкой школы Ира Шабунина попросила меня провести в девятом классе заключительный урок по литературе. На Островах все знали, что я получаю из Москвы новые книги и «толстые журналы», а соловецкая школа уже лет десять никаких новинок в глаза не видела, и учительница-словесница не имела ни малейшего представления о том, что сейчас происходит в российской прозе. Поэтому две последние пятилетки русской литературы XX века Ира доверила мне. Я предложил Витю Пелевина. Молодежь приняла его «на ура».

На глазах у изумленной публики — слушать мой «урок» сбежались все учителя — мы проработали «Generation «П»». Ученики вслух прочитали несколько самых эффектных фрагментов, потом мы разобрали один из них — о Горящем кусте.

Вавлен Татарский, выпив и приняв ЛСД, отправился в ванную, где и узрел пылающий куст. Из середины его протянулась рука, сжатая в кулак. Татарский покачнулся и едва не свалился в ванну. Кулак разжался, и перед Вавленом оказался мокрый огурец в пупырышках! Вавлен выпил еще водки и придумал клип (Татарский работает в рекламе): «Кое-как встав с коленей, Татарский добрел до стола, взял ручку и прыгающим паучьим почерком записал: Плакат (сюжет клипа): длинный белый лимузин на фоне храма Христа Спасителя. Его задняя дверца открыта, и из нее бьет свет. Из света высовывается сандалия, почти касающаяся асфальта, и рука, лежащая на ручке двери. Лика не видим. Только свет, машина, рука и нога. Слоган: ХРИСТОС СПАСИТЕЛЬ СОЛИДНЫЙ ГОСПОДЬ ДЛЯ СОЛИДНЫХ ГОСПОД».

Мы сравнили библейскую версию с пелевинской. Парни, все как один, высказались за «прикол» Олеговича, девушки — по-разному: кому оказался милее Моше Леви, кому — Вава Татарский.

После этого урока мои отношения с монастырем стали более прохладными. Видимо, кто-то из учителей донес отцу Иосифу. А ребята были в восторге. Азербайджанка Алсу Д. сказала библиотекарше, Надежде Александровне, что если бы все писатели были такими, как Пелевин и Вильк, то она бы занималась литературой с утра до вечера.

Вот и вышло: qui pro quo!

Потом мне в руки попала новая книга Виктора Олеговича со странным названием — «ДПП (НН)» («Диалектика Переходного Периода из Никуда в Никуда»). То есть сначала я приметил обложку (проект автора!), на которой серовскую девочку с персиками в темных очках «а lа Пелевин» обнимает сзади Демон Врубеля.

Пелевин издал «ДПП (НН)» после пяти лет молчания и уединения. Чем он занимался в это время, точно никто не знает, хотя слухи ходят разные. Сам он на эту тему высказывается редко. Катался на велосипеде по Тибету и Непалу, был в Японии, медитировал в монастырях Южной Кореи и Бутана. Журналистке из «Плейбоя» Виктор ответил так:

— Вдали от коллективных идей я живу подобно Рембо: day by day[118].

— А с Путиным у вас как?

— Все путем, то есть ОК.


Я вернулся к старым книгам. Еще раз пролистал «Чапаева и Пустоту», «Омон Ра» и «Жизнь насекомых», рассказы из «Желтой стрелы», интервью, эссе. Кое-какую критику. Признал правоту Александра Гениса, который, сидя в Америке, участвовал в дискуссии о языке Пелевина. Генис утверждает, что русский язык Виктора Олеговича достиг уровня прозрачности телефонной книги — ни убавить, ни прибавить, иначе не дозвонишься. Пелевин же каждой новой книгой моментально «дозванивается» до миллионов читателей. На нескольких сотнях языков. Это писатель, имеющий самую серьезную репутацию из российских авторов в Штатах и в Японии. Там его называют Федором Достоевским XXI века.

Тоже мне сравнение… Я бы поискал Пелевина под шинелью Николая Гоголя, если бы уже не обнаружил за пазухой у Пушкина.


Пелевин для меня олицетворяет Север, то есть — Великую Российскую Пустоту. То, о чем всегда мечтал Восток и чего Запад еще не-до-думал… Пелевин неизменно красноречив — изъясняется ли он на английском сленге или при помощи японских иероглифов, он на «ты» с этикетом постмодернизма и кодексом бусидо[119]. Восточную и западную традиции он нанизывает на ось собственного разума. Именно ум для Виктора Олеговича является целью созерцания. Словно лучник Херригела.

— Россия, — сказал он корреспонденту «Плейбоя», — есть сформировавшийся во мне тип ума. Поэтому уехать отсюда я могу только во время сна без снов. Или когда я не думаю.

Поэтому неудивительно, что «Россия» и «ум» для Пелевина неразделимы.


Пелевина можно читать по-разному — следить только за действием или только за словами или же петлять между первым и вторым. Его романы можно решать, как шарады — вроде детективных загадок Бориса Акунина, — а можно разгадывать культурный контекст, если есть хоть какая-то информация. Хотя тут-то как раз нередко пригодился бы Григорий Чхартишвили, особенно если речь о японском контексте. Ведь пожелавший разобраться, почему господин Кавабата в «Чапаеве и Пустоте» говорит, что «наш национальный художник Акэти Мицухидэ отравился недавно рыбой фугу», будет плутать, пока не набредет (если повезет…) на новеллу «Теория катастроф» Масахико Симада


Еще от автора Мариуш Вильк
Тропами северного оленя

Объектом многолетнего внимания польского писателя Мариуша Вилька является русский Север. Вильк обживает пространство словом, и разрозненные, казалось бы, страницы его прозы — записи «по горячим следам», исторические и культурологические экскурсы, интервью и эссе образуют единое течение познающего чувства и переживающей мысли.Север для Вилька — «территория проникновения»: здесь возникают время и уединение, необходимые для того, чтобы нырнуть вглубь — «под мерцающую поверхность сиюминутных событий», увидеть красоту и связанность всех со всеми.Преодолению барьера чужести посвящена новая книга писателя.


Путем дикого гуся

Очередной том «Северного дневника» Мариуша Вилька — писателя и путешественника, почти двадцать лет живущего на русском Севере, — открывает новую страницу его творчества. Книгу составляют три сюжета: рассказ о Петрозаводске; путешествие по Лабрадору вслед за другим писателем-бродягой Кеннетом Уайтом и, наконец, продолжение повествования о жизни в доме над Онего в заброшенной деревне Конда Бережная.Новую тропу осмысляют одновременно Вильк-писатель и Вильк-отец: появление на свет дочери побудило его кардинально пересмотреть свои жизненные установки.


Волчий блокнот

В поисках истины и смысла собственной жизни Мариуш Вильк не один год прожил на Соловках, итогом чего и стала книга «Волчий блокнот» — подробнейший рассказ о Соловецком архипелаге и одновременно о России, стране, ставшей для поляков мифологизированной «империей зла». Заметки «по горячим следам» переплетаются в повествовании с историческими и культурологическими экскурсами и размышлениями. Живыми, глубоко пережитыми впечатлениями обрастают уже сложившиеся и имеющие богатую традицию стереотипы восприятия поляками России.


Волок

Объектом многолетнего внимания польского писателя Мариуша Вилька является русский Север. Вильк обживает пространство словом, и разрозненные, казалось бы, страницы его прозы — замечания «по горячим следам», исторические и культурологические экскурсы, рефлексии и комментарии, интервью, письма и эссе — свободно и в то же время внутренне связанно образуют единое течение познающего чувства и переживающей мысли.


Рекомендуем почитать
Козлиная песнь

Эта странная, на грани безумия, история, рассказанная современной нидерландской писательницей Мариет Мейстер (р. 1958), есть, в сущности, не что иное, как трогательная и щемящая повесть о первой любви.


Спорим на поцелуй?

Новая история о любви и взрослении от автора "Встретимся на Плутоне". Мишель отправляется к бабушке в Кострому, чтобы пережить развод родителей. Девочка хочет, чтобы все наладилось, но узнает страшную тайну: папа всегда хотел мальчика и вообще сомневается, родная ли она ему? Героиня знакомится с местными ребятами и влюбляется в друга детства. Но Илья, похоже, жаждет заставить ревновать бывшую, используя Мишель. Девочка заново открывает для себя Кострому и сталкивается с первыми разочарованиями.


Лекарство от зла

Первый роман Марии Станковой «Самоучитель начинающего убийцы» вышел в 1998 г. и был признан «Книгой года», а автор назван «событием в истории болгарской литературы». Мария, главная героиня романа, начинает новую жизнь с того, что умело и хладнокровно подстраивает гибель своего мужа. Все получается, и Мария осознает, что месть, как аппетит, приходит с повторением. Ее фантазия и изворотливость восхищают: ни одно убийство не похоже на другое. Гомосексуалист, «казанова», обманывающий женщин ради удовольствия, похотливый шеф… Кто следующая жертва Марии? Что в этом мире сможет остановить ее?.


Судоверфь на Арбате

Книга рассказывает об одной из московских школ. Главный герой книги — педагог, художник, наставник — с помощью различных форм внеклассной работы способствует идейно-нравственному развитию подрастающего поколения, формированию культуры чувств, воспитанию историей в целях развития гражданственности, советского патриотизма. Под его руководством школьники участвуют в увлекательных походах и экспедициях, ведут серьезную краеведческую работу, учатся любить и понимать родную землю, ее прошлое и настоящее.


Машенька. Подвиг

Книгу составили два автобиографических романа Владимира Набокова, написанные в Берлине под псевдонимом В. Сирин: «Машенька» (1926) и «Подвиг» (1931). Молодой эмигрант Лев Ганин в немецком пансионе заново переживает историю своей первой любви, оборванную революцией. Сила творческой памяти позволяет ему преодолеть физическую разлуку с Машенькой (прототипом которой стала возлюбленная Набокова Валентина Шульгина), воссозданные его воображением картины дореволюционной России оказываются значительнее и ярче окружающих его декораций настоящего. В «Подвиге» тема возвращения домой, в Россию, подхватывается в ином ключе.


Город мертвых (рассказы, мистика, хоррор)

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.