Дом на улице Мечты - [92]

Джоанна слабо кивнула и отпила вино.

– Дело в том, что я чувствовал определенную ответственность за всех вас и, получается, не мог просто вышвырнуть вас из дома, не будучи уверенным в вашем будущем. Так что я попытался узнать вас всех немного лучше. Что в твоем случае, должен сказать, было непросто. Не в моих правилах шпионить и вмешиваться. В этом плане мы с тобой очень похожи. Мы с тобой скорее стараемся сохранять дистанцию, держаться подальше от окружающего мира. Однако за последние пару недель я вылез из своей скорлупы. Я действительно чувствую, что у меня правильное впечатление – все остальные мои жильцы готовы двигаться дальше. Но ты, Джоанна, я не знаю… Ты… невыносима, – тихо произнес Тоби.

На ничего не выражающем лице Джоанны появилась кривая ухмылка.

– Да, – сказала она. – Знаю.

– Я понятия не имею, кто ты, откуда, что хочешь и почему ты здесь. Так что я решил позволить тебе вернуться в тот мир, из которого ты пришла. Как загадка. Тайна. Потерянная душа… – произнес Тоби.

– Но я не потерянная душа, – попыталась возразить Джоанна, однако Тоби лишь отмахнулся:

– О Джоанна. Конечно же, ты потерянная душа. Тебе уже немало лет, но у тебя нет ни профессии, ни дома, ни друзей. Ты меняешь свой внешний вид с частотой незрелой девочки-подростка, тратишь все деньги на одежду и косметику, но никуда не ходишь. А потом приходит этот мужчина, этот грустный мужчина со слезами на глазах, человек, которого ты любила, который, судя по всему, до сих пор любит тебя. Он оставляет письмо, которое заставляет тебя плакать, но ты ничего ему не отвечаешь. И ведешь себя так, словно ничего не случилось… Что за тайну ты оставила позади, когда пришла сюда? Что у тебя могло произойти настолько ужасного, что ты предпочла поселиться в одном доме с кучей незнакомцев? Почему ты позволила себе стать какой-то странной, непривлекательной тенью? Хотя я знаю, что в твоей жизни была любовь, я знаю, что ты испытала гораздо больше, чем кажется.

– Тоби, – сказала Джоанна, – ты слышишь, что ты говоришь? Ты себя слышишь?

Тоби бросил на нее вопросительный взгляд. Джоанна пояснила:

– Этот вопрос ты должен задавать не мне. А себе.

Он вздохнул:

– Да в этом-то все и дело, Джоанна. Себе я уже его задал. И теперь я знаю ответ. Я позволил себе стать какой-то странной, непривлекательной тенью, потому что сначала умерла моя мама, и моим воспитанием занимались, в первую очередь, учителя в школе, и лишь затем – мой отец, который меня ненавидел. А потом меня бросил и он, чтобы создать новую, как я подозреваю, лучшую семью где-то в другой стране. Но я не возражал, потому что у меня была любовь, красивая новая жена, красивый новый дом. Ну а потом от меня ушла и жена, и я решил, что больше никому не дам себя бросить. Я хотел оставаться на одном месте и не подвергать испытаниям собственную психику. Я закрыл дверь и отгородился от окружающего мира. Отрастил волосы; стал непривлекательным. Я проводил все время исключительно в своей комнате, а в те редкие минуты, когда мне нужно было выйти на улицу, я знал, что я в безопасности, что никто не будет пытаться со мной познакомиться, потому что я тот самый странный парень с длинными волосами, в уродских шапках и старых, рваных ботинках. Я сам себя превратил в чудовище, Джоанна, чтобы не подпускать к себе никого. Как-то раз я посмотрел документальный фильм о сиамских близнецах, там эти женщины-близнецы обсуждали свою сексуальную жизнь, словно в этом не было абсолютно ничего необычного. Словно парень, который хочет переспать с женщиной, к голове которой прикреплена другая женщина, – это нормально. Тогда я подумал, что, наверное, ужасно, что эти женщины не могут рассчитывать в жизни ни на что другое, кроме странного секса и странных мужчин. Просто я в течение многих лет думал, что это и мой удел – что все, кто хотел бы со мной быть, и я сам, – и то, каким я был, и то, каким я пытаюсь больше не быть, – по определению не могут быть нормальными. И только сейчас, только благодаря этому дому я начал наконец выбираться из той крошечной норки, которую сам для себя вырыл. Только сейчас я постепенно начал признавать свою «странность» и двигаться дальше. Но ты, Джоанна? Когда же ты самой себе признаешься и сможешь сказать, во что ты позволила себе превратиться?

Джоанна сглотнула и с несчастным видом начала вертеть бокал в ладонях.

– То есть я вот такая? – спросила она, и ее глаза наполнились слезами. – Я фрик?

Тоби кивнул:

– Да.

Джоанна вздохнула и уронила голову на грудь, шепча:

– Я просто… Я не знаю, как еще можно себя вести. Я больше не могу вспомнить, каково это – быть собой.

– Быть собой? – сказал Тоби. – А какой ты была?

– Я была… – всхлипывая, произнесла Джоанна. – Я была тем, кто запутался в жизни, но потом нашел свой путь снова. Я любила. Я была счастлива. Я была…

Она запнулась, посмотрела в свой бокал, потом перевела взгляд на Тоби, и глаза ее стали еще печальнее.

– Мамой, – добавила Джоанна.

68

Джоанна Фиш родилась в Ипсвиче в 1968 году. Когда ей было пять лет, ее родители развелись, и они с матерью переехали в Норидж. Когда Джоанне исполнилось десять, ее мать погибла в автокатастрофе, и она переехала в Лондон, в Льюишем, к отцу, который жил со своей девушкой. Ее отец был актером-алкоголиком, никак не мог устроиться на работу и пропивал все свое пособие по безработице в пабах. Но Джоанну он очень любил. Она была его единственным ребенком – из-за неудачной вазэктомии он остался бесплодным на всю жизнь. Его девушку звали Дрю. Ей был двадцать один год, и она была наркоманкой. Отец Джоанны почти все вечера проводил за стаканом виски, поэтому Джоанна часто оставалась наедине с Дрю. Завороженная, Джоанна наблюдала, как Дрю колется: затягивает жгут, проверяет иглу и вонзает ее в кожу. С отцом и Дрю Джоанна прожила около двух лет, прежде чем случилось неизбежное: Дрю предложила ей ширнуться. К тому моменту Джоанне едва исполнилось двенадцать.