Дом на Локте Сатаны. Темная сторона луны - [148]

Ах, как ярко солнце светит у меня в Кентукки дома;

Это лето, вечером веселье…

Вот тогда все четыре слушателя зашевелились: они повернули из центрального коридора обратно в поперечный. Свет фонаря капитана Эшкрофта скользнул по нему, как и луч маленького фонарика Алана.

– Она была права! – Капитан Эшкрофт указал на Камиллу. – Это из одной из тех двух дверей в самом конце, слева или справа, как войдешь. Но кто же закатывает серенаду в это время ночи?

– Серенаду, говорите? – просипел доктор Фелл. – Это звучит слишком механически, чтобы быть живым пением. Кроме того, слышится некоторое поскрипывание. Я склонен думать…

Алан и капитан Эшкрофт уже ушли вниз по проходу. Фонарик Алана, светивший в направлении той двери, которая теперь оказалась справа от них, выхватил из темноты на стеклянной панели черный номер 25. Потом он метнулся к двери напротив, и они наконец-то нашли комнату номер 26.

Голоса, закончив прославлять свой старый дом в Кентукки, теперь дружно голосили о «Славном голубом флаге». Но в комнате было темно.

– Стоять! – сказал капитан Эшкрофт. – Давайте без спешки!

Повернув дверную ручку, он приоткрыл дверь настолько, что смог нащупать выключатель на стене с левой стороны. За стеклянной панелью зажегся свет. Капитан Эшкрофт, сунув потушенный фонарь в карман, распахнул дверь и подложил под нее деревянный клинышек, который нашел на полу.

Это была довольно большая квадратная комната, обычный класс, за исключением того, что единственная доска в ней была переносной и стояла на мольберте позади учительского стола, как и доска в Мэйнард-Холле.

Свет под потолком был не очень ярким. Алан увидел четыре небольших квадратных окна высоко под потолком на восточной стене. В нескольких футах от этой стены стоял учительский стол, а перед ним ряды обычных ученических парт, слегка облезлых и пострадавших от времени. На стене висели электрические часы. В углу комнаты стояло маленькое старинное пианино, на крышке которого лежал помятый саксофон без футляра. В другом углу находилась старомодная кабинетная виктрола, популярная в те времена, когда была открыта средняя школа «Джоэль Пуансет». Она тоже демонстрировала следы износа и ветхости. Ее надо было заводить ключом. Крышка сейчас была открыта, экспансивные голоса взмывали вверх, распевая «Дикси».

– Музыка? – сказал капитан Эшкрофт оглядываясь. – Их учили музыке, так? Он указал на виктролу. – И выключите эту чертову штуку!

Алан так и сделал, остановив пластинку, не поднимая иглы с желобка. На старомодной пластинке было написано: «По дороге на юг. Попурри» – и другие надписи, которые он не стал читать.

Алан поднял глаза. Тусклый желтый свет не способствовал проявлению любопытства. Но Камилла, уже рядом с ним, отчаянно тыкала в сторону учительского стола. И его не надо было долго уговаривать, что быстро переключить туда свое внимание.

На столе, около метронома, лежало нечто, что никак не могло здесь лежать. Это была пачка писем, пятнадцать-двадцать конвертов хорошего качества, перевязанных широкой розовой лентой.

Алан шагнул туда и взял пачку. Лента, повязанная наискосок, скрывала на верхнем конверте имя лица, которому были посланы эти письма, и адрес, кроме слов «Голиаф, Кон.», написанный твердым, аккуратным почерком. Почтовый штемпель мало что добавлял, он был так смазан, что можно было разобрать только «Масс.». Дата могла оказаться любым месяцем любого сравнительно недавнего года.

Алан снова поднял глаза. Доктор Гидеон Фелл, державший шляпу и палку одной рукой, теперь возвышался над ним с придурковатым видом человека, которого только что огрели клюшкой по голове.

– Магистр! Это письма! – Алан протянул их ему. – Это их мы должны были здесь найти?

Доктор Фелл взял письма, вертя их в своих пальцах:

– Мой дорогой друг, я в этом нисколько не сомневаюсь. Они не местного, так сказать, происхождения, если говорить о школе «Джоэль Пуансет». Их самым заботливым образом сюда доставили.

Капитан Эшкрофт выскочил вперед и стал смотреть на пачку.

– Этот почерк… – сказал он.

– Ага. Нам знаком этот почерк, – согласился доктор Фелл, – поскольку мы видели его слишком недавно. Следовательно, с вашего позволения…

– Да?

– Следовательно, – доктор Фелл сунул письма к себе в карман, – мы не будем пока изучать их содержание. И на это есть две причины.

Положив шляпу и палку на учительский стол, он встал за него, приняв позу лектора, поблескивающего очками и топорщащего усы перед впечатляющей речью.

– Во-первых, – сказал он, – эти письма вряд ли содержат какую-либо информацию, которую мы еще не вычислили. Во-вторых…

Как бы нехотя он наклонился вперед, взял метроном, запустил его и снова поставил на стол. Тонкий металлический прутик начал тикать, двигаясь вперед-назад.

– Во-вторых, – продолжал доктор Фелл, сперва указывая на четыре окна позади и выше его головы, а потом – словно это было не то направление, которое он имел в виду, – указывая в сторону открытой двери комнаты номер 26,– во-вторых, потому, что нам непременно помешают. Кто-то приближается к зданию через тот же вход, которым воспользовались и мы. Если это не возвращающийся молодой мистер Бил, мы сейчас встретим еще одного гостя.