Дом на костях - [2]

В настоящее время домом моего прадеда владеет купец Куркин, а купил он его у нашего предводителя дворянства Слуцкого, который покончил жизнь свою самоубийством в одной из светёлок, сооружённых покойным моим прадедом.

На несчастном месте построил мой прадед свой дом. Какие-то, должно быть, грешные люди по реке гнали плоты, сооружали стены и двери, и окна. И до сих пор мне кажется, что легенда о том, что наш дом был выстроен на костях человеческих, сама жизненная правда. Бог мстит нам всем, жившим или живущим в доме, за то, что он построен на костях человеческих.

Помню эпизоды из своего детства. Когда я был гимназистом, на том месте, где когда-то был завод, лежали бугры земли, битого кирпича и камни. А кое-где сохранялся ещё старый фундамент дома, стены подвалов, засорённых обсыпавшейся землёю.

По обширному заводскому пустырю росла крапива, репьи, чертополох, белена, лебеда и какая-то особенно красивая зелёно-жёлтая, нежная травка, названия которой я до сих пор не знаю. Но зелёно-жёлтая травка эта была у нас, малышей, в особом почёте.

Конюх, старик Евдоким, вселил в нас особенное представление об этой зелёно-жёлтой травке. Играли мы как-то с братом на пустыре в воров и разбойников (это любимая почему-то была у нас игра), а старик Евдоким собирал на ямах молодую крапиву для щей. Валялись мы на зелёно-жёлтой травке, а он всё смотрел на нас да что-то бурчал себе под нос. А когда мы с братом, поссорившись, начали горстями рвать зелёно-жёлтую травку и пучками её бросаться друг в друга, Евдоким, точно змеёй ужаленный, заорал и подбежал к нам.

— Барчуки, что вы делаете!?. Барчуки!.. Нельзя рвать эту травку!..

— Почему? — заинтересовались мы и забыли о своей ссоре и драке.

— Да как же можно рвать эту травку: святая она!.. Кровь это человечья…

Мы оба с братом расхохотались над непросвещённым стариком, а брат мой даже и такую штуку отмочил:

— Евдоким, — говорит, — трава эта по-латыни называется «Duramentum», что значит по-русски прочная…

Я расхохотался над шуткой брата, а он продолжал уверять старика, что трава эта действительно называется прочной травой, и говорил:

— Ты пощупай, какая она мягкая, а твёрдая… Посмотри!..

И брат сорвал новую горсть травы, которая действительно была хотя и нежная на ощупь, но страшно твёрдая, и оторвать её от земли нелегко было.

Кинул горсть травы брат в лицо Евдокима, а он даже отшатнулся и лицо прикрыл руками и застонал. А потом поднял лицо, осмотрел белые облака, бежавшие по вешнему небу, и сказал:

— Потому она, барчуки, твёрдая, что Господь Бог не приказал её рвать и мять… Послухайте-ка вы меня, нехристи… Бога-то не боитесь…

Присел на обрубок гнилого дерева Евдоким, и мы уселись с ним рядом на тот же обрубок.

И сказал Евдоким с тоской в голосе:

— Из человеческой крови выросла эта трава… из человечьей…

II

Что-то таинственное и интригующее нас с братом послышалось в особенном голосе Евдокима, и мы оба обратились в закаменевшее внимание.

А Евдоким продолжал свой рассказ:

— Было это давно… Пожалуй, и никто не скажет, когда это было… А только ходили по Волге и по нашей матушке-Каме разбойничьи шайки, грабили и убивали людей по дорогам и на реке шкодили: то барку изловят с товарами да ограбят, а людей-то всех либо на виселицу, либо нож в горло да и в реку… И вот были в те времена на горе нашей, где вот город-то наш построен, леса дремучие-предремучие. А в тех лесах вырыты были пещеры да ямы, в которых и укрывались разбойники от войск царских. А людей, что побогаче да познатней, люди те разбойные не убивали, а в свои пещеры затаскивали да и держали до той поры, пока сродственники их не выкупали их у разбойников. А выкуп разбойники назначали большущий, у кого и денег-то таких не найдётся… И вот выходило так, что кого сродственники не выкупят, разбойники с таким горемычным человеком, не говоря ни слова, по-свойски приканчивали — душили али вешали, а чтобы не быть в ответе, тут же в лесу около своего проклятого логова и в землю закапывали… Мотри-ка, весь-то наш город, а не то что только это место, и весь город на человеческих костях построен…

— Ну, уж это ты вздор мелешь, — возразил брат, но, как мне показалось, и возразил-то он только для того, чтобы ещё сильнее раззадорить рассказчика и заставить его говорить и говорить о старых временах наших прикамских лесов…

— А ты постой, барчук, помолчи!.. Люди старые, брат, не врали, не то, что нонешние… А старые люди эти всё доподлинно знали и всё рассказывали… Я тоже вон помню своего прадеда, а он говорил, что на месте города-то нашего, когда он мальчонкой был, всего и была махонькая деревушка на этом месте, а где дом-то ваш, тут ещё лес рос. И ваш-то старый родитель, купец Влас Артамоныч, когда дом-то тут строил, по два обхвата сосны валил… Посмотри-ка стены-то какие у вашего дома…

— Ты, брат, врёшь, Евдоким! — снова возразил брат мой Женя. — Брёвна на дом с верховьев Камы пригонялись, папа говорил…

— А ты, барчук, погоди, погоди, не сучи языком-то!.. Отец-то твой годков на тридцать помоложе меня будет, и ничего он не знает, а у меня отец и дом-то ваш строил, наблюдателем, значит, был и за порядками наблюдал.