Дом на городской окраине - [74]

Родня крутила головой, вздыхала и предсказывала бухгалтеру погибель. Разумеется, денег он в приданое не получил. Она состояла в обществе, заботящемся о приданом для невест, но это общество обанкротилось, и жена лишилась приданого. Жаль, но денег лишились и другие.

Его мысли перескочили на супругов Гаеков, потерявших большое состояние на военных займах. Михелупа интересовали точные цифры. Он несколько раз осторожно заводил об этом речь, но Макс Гаек молчал. Фантазия бухгалтера рисовала цифру со многими нулями, которую он был готов внести в графу расходов. Это его возбуждало и наполняло беспокойством. Мистическая власть цифр притягивала его, как иных притягивает черная магия.

Супругов Гаеков должен был бы сокрушить удар судьбы, но не сокрушил. Они должны были чувствовать себя растоптанными роком и раненными неизлечимой печалью. Должны были от горя иссохнуть и превратиться в пепел. Но они дышат, говорят и смеются, как все прочие люди. Другой питался бы сухой коркой и рыдал о потерянном состоянии. Они же спокойно едут на дачу в Ишль и не позаботятся даже заполучить какую-нибудь скидку. Легкомысленные, грешные люди эти супруги!

— Хотелось бы мне знать, — неожиданно произнесла пани Михелупова, — на что Гаеки живут? Как они могут позволить себе дорогое путешествие за границу? Я себе не представляю! Наверно, у них там, в Ишле, какие-нибудь родственники, иначе это вообще невероятно.

Они лежали и прислушивались, как снаружи бормочет ветер и вдали гудит паровоз.

Бухгалтер пробормотал:

— Мне ни до кого нет дела. Пусть каждый живет, как знает…

Жена ответила:

— Думаешь, мне до кого-нибудь есть дело? Вовсе нет. Я только удивляюсь…

По оконному стеклу забарабанил дождь.

5

Дом, куда бухгалтер ежедневно отправлялся на службу, отличался почтенной дряхлостью и барочной крышей. Входили туда через проезд, напоминавший туннель. В этом проезде, окутанные полумраком, за длинным столом над тарелкой супа из требухи обычно сидели торговцы овощами да кучера с медными лицами и синими фартуками. В понедельник проезд заполнялся деревенскими подростками, которые пили черное пиво и громко обсуждали, когда пойдут на футбольные матчи. Выходил проезд во двор, заканчивающийся новостройкой — чем-то вроде фабрики. Здание звенело как телеграфные провода, окна его дрожали, невидимые машины грохотали. Дворник, сидевший у ворот, глядел на двор пустыми глазами и жевал беззубым ртом. Он был неподвижен и каменно-спокоен; волновать его могло лишь появление мальчишек, прокрадывающихся во двор за обрезками цветной бумаги. Дворницкий пес подполз ближе, чтобы обнюхать брюки бухгалтера. Распознал запах свинца, равнодушно улегся и стал вылизывать мокнущую морду. От старости пес тоже пал духом и стал проявлять равнодушие к службе. Его обоняние притупилось; если он не мог распознать работника предприятия, то, не глядя на пришедшего, дважды равнодушно лаял.

Канцелярия, где работал бухгалтер, была просторна, залита светом. За современными письменными столами, за пишущими машинками и у телефона сидели барышни, словно бы сработанные в мастерской одного и того же манекенщика. Все они носили серебряно-волнистые прически, все демонстрировали молочно-белую кожу и неподвижные черты лица. Холодными пальцами они еле прикасались к клавиатуре пишущих машинок; казалось, их беспокоит только одно: не блестит ли у них нос, не попала ли на молочно-белое лицо крупинка сажи? Серебристые барышни вертелись в заколдованном круге. Служили в канцелярии, чтобы иметь средства для ухода за кожей, которая увядала от бесконечного сидения в канцелярии. В груди их жило единственное желание: чтобы их полюбил фабрикант преклонного возраста и оплачивал их расходы по восстановлению платиновой окраски волос и молочно-белого цвета кожи. Они голодали из принципа, чтобы сохранить линию. Но в любой канцелярии появляется девица с естественным цветом волос и дряблой кожей. Она голодает поневоле, потому что ей не хватает жалованья. Дряблокожие девицы лелеют мечту, что из канцелярии их вызволит какой-нибудь пожилой ремесленник.

Бухгалтера отыскал в канцелярии коммивояжер Кафка. Уселся на стул, разглагольствовал, передавал приветы и не собирался уходить. Михелуп поглядывал на него с подозрением. Уж не пришел ли он занять денег? Но коммивояжер рассеял его опасения и продолжал без устали говорить. Повздыхал насчет плохо идущей торговли… Он явно томился скукой и старался убить время. Глазел по сторонам, с какой-то судорожной веселостью пытался вставить в разговор то один, то другой анекдот. Косился в сторону серебристых барышень, надеясь рассмешить их своими шуточками. Но барышни хранили серьезность, прекрасно сознавая, что от смеха появляются морщины.

Чтобы как-нибудь избавиться от посетителя, бухгалтер предложил ему осмотреть предприятие. Коммивояжер поднялся со стула. Михелуп убедил его взглянуть на оборудование центральной телефонной станции, где поминутно выскакивают разноцветные огоньки и барышни проворно переключают реле. Затем повел его в наборную, где типографы выбирают из ящиков буквы, в такт движению руки кивая головой, точно с чем-то соглашаясь. При виде типографских машин с без устали двигающимися рычагами бухгалтер испытал восхищение. Ему страстно хотелось, чтобы и Кафка разделил его восторг. Объясняя устройство станков, бухгалтер чуть не лопался от усердия. Он относился к ним с такой любовью, будто сам их изобрел и вдохнул в них жизнь. Коммивояжер не скупился на похвалы, а Михелуп разрумянился от энтузиазма, словно местный патриот, в присутствии которого иностранцы хвалят его город.