Дом на Дворцовой - [30]

– Я уже не сплю, а вам всем всё равно! – заявляло только что проснувшееся существо с глубокой обидой в голосе за то, что при его пробуждении не зазвенели фанфары! Или:

«Мама, ты что – не видишь, что я уже давно встал? А кровать до сих пор не убрана! Как мне в неё потом обратно ложиться?..», «Почему чай не сладкий?! Я эту гадость не хочу…», «Ты опять пересластила мой чай… я такой пить не стану, от него во рту липко…», «Не одену эту рубашку – ты плохо её погладила. Она теперь царапается… сама одевай…».

Вот типичный разговор матери и сына:

– Серёженька! Я слышу, что ты проснулся. Почему ты не встаёшь? – ангельским, наполненным любовью голосом спрашивает мама Тамара. Тишина… – Вставай, я уже завтрак тебе готовлю! – опять тишина и, наконец, звучит ответ, насыщенный недовольными, требовательными интонациями:

– Я не встану, пока мне не скажут с добрым утром!

Мама, забегавшаяся в утренней суматохе, влетает в спальную к ребёнку и, конечно же, желает ему наидобрейшего солнечного утра! Но не тут-то было! Ребёнку не нравятся жёлтенькие носочки:

– «Я не одену. Я не цыплёнок, чтобы ты заставляла меня носить жёлтые носки прямо с утра…»…. «Опять омлет? – не буду! И яичницу не буду!.. А кайпот?.. Почему опять чай? – я хочу кайпот!».

Однажды, когда мама отвела его в детскую поликлинику, в регистратуре его спросили:

– Как тебя звать, мальчик? – он ответил: – Серёжа.

– А по отчеству? – на лице ребёнка появилось недоумение и, одновременно, любопытство. Что-то в этом вопросе его явно заинтересовало:

– А что это такое? – спросил Серёжа.

Дежурная в регистратуре поставила вопрос иначе и выяснила у мамы, как зовут папу четырёхлетнего ребёнка. Оказалось, что Семён. Из этого она сделала вывод, что полное имя ребёнка – Сергей Семёнович. Серёже его полное имя очень понравилось. С тех пор он стал требовать, чтобы в семье его называли только так – Сергей Семёнович! Друзей и знакомых семьи это забавляло.

Прошёл ещё один год. Наступил 1956-й. Этот год многое прояснил. Он должен был развенчать преступников, посаженных на трон истории навечно, развеять мифы и осудить недостойных. Но оказалось, что сделать это было не так просто. Двадцатый съезд правящей партии в закрытом порядке что-то обсудил. Кому-то хорошо «вставил» для острастки, и на этом всё закончилось. Только усатого из мавзолея вынесли и закопали рядышком. Про замученных вскользь упомянули. Пообещали, что больше не повторится и разошлись по домам. А про армию палачей забыли. Как будто и не было их вовсе. Народ, десятилетиями «окучиваемый» сталинской пропагандой, по началу ничего этого не принял, особенно воинская братия. Но привычка молчать и голосовать единогласно, в конце концов, сработали. Постепенно непогрешимый образ покойного вождя стал приобретать среди людей свою истинную зловещую окраску.

– За Сталина пить не будем, хотя лично я в Хрущёвские обвинения не верю, – Николай сделал паузу, оглядел собравшихся и повторил, немного переиначив, – я в них до конца не верю! – собравшиеся за столом в каюткомпании молодые офицеры внимательно посмотрели на командира.

– Придёт время – оно всё по своим местам расставит. За вождей вообще больше пить не будем. Предлагаю выпить за нашу партию, я ей доверяю безоговорочно. Партия даст ответы на все вопросы. А наше дело не в дерьме ковыряться, а шпионов ловить! – на том и порешили.

А осенью была Венгрия! С той же жестокостью, с которой сталинские опричники вычищали пространство вокруг своего предводителя, и это только что было осуждено съездом коммунистов, с такой же жестокостью те, кто осуждал, сами ринулись на подавление свободолюбивого народа. Пролилась кровь! Одними из первых на венгерскую землю спустились десантники, дислоцированные в восточной Германии. Среди них был десантный полк, в котором проходил службу муж Тамары – капитан Клинов. Он выполнял приказ и никто его за это не осуждает. Солдат должен выполнять приказ! Затем в города вошли танки, и венгерская осень захлебнулась. Память об этих событиях живёт на мадьярской земле уже шестьдесят лет. А тогда мир, только что переживший войну, опять вздрогнул и ужаснулся.

Полк Сени Клинова в Германию не вернулся, а остался в Венгрии, расквартировавшись в небольшом городке Калоча. Там в следующем году в первый класс пошла его дочка Таня, для которой венгерский язык был уже третьим. Он легко поместился в её умную голову, оставив место для полной школьной программы. Впоследствии там нашлось место и для непростого курса металлургических премудростей, которые она изучала в Ленинградском Политехе до тех пор, пока не получила диплом об его окончании.

Ближе к лету Марина засобиралась в Ленинград. В прошлом году сдать весеннюю сессию не получилось по разным причинам. Сейчас она была готова к повторному заходу. Сессия начиналась в конце мая и заканчивалась в конце второй декады июня. Потом должен был приехать Коля. Вместе они собирались в Гагру! На целый месяц по путёвке в очень хороший санаторий имени Ф. Дзержинского. После этого Коля должен был вернуться в Ленинград, где со стапелей завода «Судомех» вскоре должен будет сойти новый корабль. Будущая гордость пограничного флота СССР по имени «Пурга». Корабль был большой, как крейсер. С экипажем в двести с лишним человек и нёс на себе крейсерское вооружение. Он был сконструирован по типу ледокола. Поэтому мог нести вахту в тяжёлых льдах Крайнего севера и Дальнего востока. Приказом командующего пограничного флота, капитан – лейтенант Сафронов был назначен на этот корабль старшим помощником, а командовать кораблём должен был Батя – старый морской волк капраз Матвей Бочаров, у которого впоследствии старший помощник многому научился.