Дом малых теней - [15]

— Поаккуратней с моими занавесками!

Потихоньку закипая, Кэтрин обнаружила, что ее ладони по самые запястья запутались в мотках тюля. Где-то позади всех этих наслоений ткани ее ногти царапнули по дереву. На одно ужасное мгновение ее буквально парализовало — она поняла, что это и в самом деле ловушка. Ее направили к ложному окну. Сейчас дверь в комнату захлопнется, ключ повернется в большом латунном замке, которым она еще восхищалась, как последняя дура. Ей казалось, что она намертво застряла внутри сна, начавшегося в тот момент, когда она вышла из машины. Она моргнула невидящими глазами, и ей захотелось поглубже, до крови, всадить ногти в запястья. Разинув рот, Кэтрин глотнула темноты и крепко сжала зубы.

— Ставни раздвижные, — донесся до нее голос Эдит, теперь звучавший ровно — она не глумилась и не гневалась, просто отдавала распоряжения. — Посередине есть шпингалет. Отоприте его. Но будьте осторожны! Эти ставни защищают окно уже добрых полтора века. Раздвиньте их в стороны, да поскорее — чего мы тут время теряем?

Кэтрин нащупала маленький засов и отомкнула деревянные ставни. Поскрипывая, как старая парусная шлюпка, они разъехались по сторонам без особого сопротивления.

Кэтрин застыла, ошеломленная и опустошенная. Лицо ее было опалено белым светом, изливавшимся прямо с небес, из обители спасения.

Она обернулась к безобидной старушке в инвалидной коляске. Оковы напряжения спали с нее, пульс унял свой бег… А потом она увидела, что хранилось в темной комнате под замком.

Глава 9

Под люстрой, подвешенной на черной цепи, свисающей с алебастровой потолочной розетки, располагался громадный выставочный стол примерно шесть метров в длину, четыре в ширину и метр в ширину.

Стены вокруг композиции были обклеены теми же обоями со средневековым узором, что и во всем Красном Доме в тех местах, где не было деревянных панелей, — густого бордового цвета, поглощающего естественный свет. Периметр комнаты был забран высоким деревянным плинтусом снизу и длинным карнизом сверху. И никакой мебели, никакого декора — ничто не должно было отвлекать внимание зрителя, препятствовать восторгу, смешанному с ужасом при виде того, что создал и выставил в своем доме М. Г. Мейсон.

Кэтрин на время потеряла дар речи — пауза была достаточной, чтобы Эдит успела очевидно насладиться ее вытаращенными глазами и открытым ртом. Возможно, именно поэтому Мод не произнесла ни слова, а Эдит провела всю жизнь в безмолвной и невольной компании грызунов и лесного зверья. Все прочие персоны были не более чем помехами.

— Часто на завершение одной композиции у дяди уходили годы. Над этой он работал десять лет, плюс год планирования, прежде чем он освежевал первую крысу. — Кэтрин все еще не могла ответить. — Всего под стеклом шестьсот двадцать три объекта. Их всех поймали собаки, специально обученные не калечить добычу. И несколько десятков лет в Красном Доме нет крыс. Может быть, они еще помнят, — Эдит усмехнулась собственной шутке. — Дядя так наловчился, что мог полностью обработать крысу за шестнадцать часов. Но прежде чем сделать первый надрез, он планировал позу каждой из них до мельчайших подробностей. У крыс ужасно тонкие лапы, лапам животного вообще сложнее всего придать правильное положение, но дядя стал настоящим специалистом в этом деле. А моя мама снимала мерку с каждой из них для пошива униформы.

Кэтрин покатила кресло с Эдит вдоль выставочного стола. От нескольких беглых взглядов на композицию у нее закружилась голова, но она еще не могла воспринять всей сложности диорамы.

Через стекло открывался вид в ад.

— Не понимаю… Почему никто этого не видел?

Колеса кресла скрипнули, пол издал стон, и в этом пространстве звуки показались Кэтрин столь же нежелательными, как и ее собственный голос. Они как будто нарушали сон комнаты.

Эдит улыбнулась.

— О, видели… однажды. Но вам повезло, мисс Говард. Вы первая, не считая членов семьи, кто увидел «Славу» за последние семьдесят лет. Хотя стремились многие: услыхав о ней от тех немногих, которые действительно видели ее. Это было до того, как дядя осознал, что в качестве предупреждения его работа бесполезна. До Второй мировой войны она один раз выставлялась в Вустере, но ненадолго. Он-то надеялся, что она устрашит людей и тем самым остережет от еще одной великой бойни. Но он был недоволен реакцией на его работу. В газетах его порицали за жестокость и отсутствие патриотизма. Кто-то даже назвал его безумцем, милочка. Школьники были в восторге от «Славы», но совсем не за то, за что следовало бы. И дядя вернул ее домой. Она делится на десять секций. Согласно указаниям дяди, когда коллекция перешла в мое управление, я отказывала в любой просьбе взглянуть на эту работу, пока о ней не забыли. Теперь у меня нет выбора. Но дядя понимает…

— Он… — Но Кэтрин вскоре упустила направление мысли, к тому же так и не сумела спросить Эдит, кто же все-таки нарушил тишину в комнате, в которой она только что блуждала в темноте. С того момента как она открыла шторы, этот вопрос преследовал ее. Но стоя перед «Славой», ни о чем другом думать было нельзя.

— Вы должны понимать — дядя вернулся с фронта другим человеком. То, что он пережил в Великой Войне, опустошило его. И хотя он был добровольцем-некомбатантом, он отправился на передовую, чтобы быть рядом с солдатами. И дать им хотя бы малое утешение посреди ужасов, которые мы не в состоянии вообразить. Он видел такое… такие вещи. Он потерял веру. И не только в Бога. Но и в людей. В общество. В человечество. Его потеря веры была колоссальной. Можно сказать, полной. Какая тяжкая ноша для капеллана!