Дом - [15]
— думал он.
Мелвин вернулся в дом. К этому времени он уже сильно проголодался.
— Гвинет! — крикнул он. — Я грею еду, иди есть!
Мелвин поставил картонные контейнеры в микроволновку.
— Гвинет? — продолжал звать он.
Чёрт, да где же она?
Мелвин заглянул в её комнату и когда её там не обнаружил, то обыскал остальную часть дома.
Её нигде не было.
Зараза, должно быть, всё ещё на улице, а ведь скоро стемнеет, — подумал он.
Мелвин начал нервничать.
Как-то стрёмно получилось, что вообще на неё нашло? Стояла там, как статуя, и даже с шерифом не поздоровалась. Она была похожа на наркоманку. Что теперь подумает о нас шериф?
Из раздумий его вырвало понимание того, что ему надо записать все, что ему рассказал шериф, пока он что-нибудь не забыл. Тем более что шериф ещё больше подтвердил историю дома. И теперь он даже знал имя убийцы с топором…
Когда Мелвин сел за ноутбук, он увидел в нижней части текста, который он раньше написал, приписку:
ОТДАЙ НАМ НАШ ГЕРОИН, ЛЕОНАРД!!!
Мелвин непонимающе уставился в экран и покачал головой.
— Леонард? — пробормотал он. — Что, чёрт возьми, происходит?
Он прекрасно понимал, что это напечатал не он. Но кто же тогда?
Затем он понял:
— Гвинет…
Если я не печатал, то печатала она… и Я ЗНАЮ, что я не печатал это, а ещё сегодня она НАЗВАЛА меня Леонардом…
Он быстро встал, скрипя зубами. Он чувствовал себя очень, очень решительным и даже немного сумасшедшим, и это были редкие эмоции для Мелвина.
Она что, так прикалывается надо мной?
Мелвин был главным объектом шуток всю свою жизнь, и он чертовски устал от этого.
— Гвинет! — взревел он. — Где ты, чёрт возьми! Я хочу знать, какого хера ты написала это дерьмо в моём компьютере!
Его нехарактерный рев пронесся по дому. Ответа, конечно, не последовало, и когда он снова обыскал каждую комнату, ее нигде не было видно.
Конечно.
Вернувшись на кухню, он повернул голову и уставился в окно. Он увидел старую собачью конуру и кустарники, светящиеся огненным мерцающим апельсиновым цветом от заходящего солнца. Также во дворе была и Гвинет, стоящая перед собачьим вольером.
Вдруг ему пришла в голову абстрактная мысль.
Каждый раз, когда я смотрю на неё сегодня, мой разум воспринимает её по-разному. Как будто я смотрю на неё чужими глазами, глазами режиссера…
Сейчас все выглядело так, как будто он смотрел на нее в макросъёмке. Каждая деталь её тела была в центре его внимания, последние лучи заходящего солнца, охватывали весь двор и заливали Гвинет. Он видел миниатюрные вены на её ногах, реберные впадины под тканью платья, извилины ушей. Он мог видеть каждую её ресничку, он даже обнаружил незаметное выступление роговицы её глаз и отдельные пятна её изумрудно-голубых глаз.
О, Боже…
Это было слишком сюрреалистично. Это увеличение деталей дезинформировало его. Но ещё более шокирующим, чем то, как она выглядела, было то… чем она занималась.
О, Боже, — снова подумал он.
Гвинет сидела на корточках над травой между домом и собачьим загоном. Её элегантные пальцы задрали платье до пояса. Её спина была выгнута, колени раздвинуты так широко, как позволяли суставы. Эта экстремальность позы открыла красивый выбритый лобок, как самый красивый цветок в теплице, лепестки которого невероятно сжимались и разжимались.
Говоря техническим языком, она опустошала содержимое мочевого пузыря. А не так технически?
Она ссала, как ёбаная скаковая лошадь.
Указательный и средний палец одной руки образовывали букву «V», их подушечки были плотно прижаты к обеим сторонам чайно-розового клиторального капюшона, который не только обнажал сам клитор, размером с миндаль (до ослепительных деталей), но и поднимал верхний внутренний уровень вагинального канала. Ещё больше мельчайших деталей: макро-видение Мелвина могло даже обнаружить крошечные, нежные выпуклости, покрывающие ее уретру, в сияющем розовом отверстии.
Ее моча вырывалась из нее золотым, похожим на лед, каскадом, сумеречный свет наполнял этот поток блуждающими гранями проблесков, более красивых, чем драгоценная пыль.
Выражение лица Гвинет, когда она продолжала предлагать свою мочу земле, было выражением ангельского восторга.
Глаза Мелвина поднялись вверх против своей воли ко рту мачехи. Ее восхитительный язык медленно высунулся и облизал губы. Затем палец другой руки поплыл вверх, чтобы получить порцию кристаллической слюны. Так же медленно, кончик пальца опустился, замер точно между «V»-образными кончиками пальцев другой руки, и нежно погладил слюну над клитором, потирая его ленивыми круговыми движениями.
Ощущения наслаждения заставили её согнуться в траве. Мышцы живота и бедер напряглись, и из неё вылетела ещё одна нежно-золотая дуга мочи, словно возбужденная удовольствиями хозяйки.
Выражение лица Гвинет теперь выражало вновь обретенное блаженство: глаза закрыты, губы приоткрыты, лицо обращено к небу. Закончив мочиться, она опустилась на четвереньки и поползла вперед. Она выглядела так, будто пребывала в каком-то благоговейном трансе, как будто поклонялась земле под собой. Она поцеловала влажную траву, затем провела руками по травинкам и поднесла их к лицу.
Макро-зрение Мелвина отключилось.
Новая беда нагрянула в славный городок Люнтвилль. Почему все мужчины в Лютнвилле впадают в кому со спущенными штанами и «стоячими» членами?
Я пытаюсь решить, что это такое. Провидение? Исповедь? Нет, даже не близко. Слова, как эти, звучат слишком тонко, вам не кажется? При этом, они могут быть чем-то настолько затхлым, как обряд посвящения. Боже мой, посвящения во что? Все эти оправдания — ложь. Будто касаешься бедра возлюбленного и чувствуешь тень вместо плоти. Иногда бывает трудно писать честно. Без истины, без откровения о том, чем есть вещи на самом деле — это всего лишь больше лжи. Больше теней в недостающей плоти. Было написано — в Иезекииле (один из четырёх «великих пророков» Ветхого Завета — прим.
От мастера экстремальных ужасов Эдварда Ли, автора более пятидесяти книг, которые пересмотрели границы разврата в художественной литературе! Представляем роман, который собрал вместе всех его самых экстремальных персонажей в один эпический, выворачивающий наизнанку, шедевр ужаса. Измученный ночными кошмарами пыток и жесточайшего насилия Писатель, лишившийся памяти вследствие травмы, пытается разгадать тайну своего забытого прошлого. Единственная зацепка — это страница из незаконченной рукописи, найденная в старой механической печатной машинке, найденной в захудалой гостинице в Западной Вирджинии, в маленьком городке под названием Люнтвилль.
В течение очень долгого времени Джек Кетчам и Эдвард Ли следовали своим собственным путям пересечения табу, выворачивания наизнанку, без каких-либо ограничений повествования. Теперь эти дороги сблизились и слились в коллекцию из пяти совместных историй, которые гарантированно потрясут, позабавят, вызовут отвращение и вывернут любителей экстремальной фантастики еще больше. Наряду с пятью рассказами, каждый из авторов включил первый черновик одного из своих рассказов, показывая грубую основу, которая становится базой для их художественной литературы, и давая читателям хороший шанс разделить свои голоса в их сотрудничестве…
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.