Дом кукол - [20]

Госпожа Гелер не устает охранять остатки книжного шкафа. Целыми днями она не спускает с него глаз. Двери чулана, куда закинуты остатки шкафа, уже сорваны и унесены. Но из открытого проема еще мелькает память о двух ее погибших сыновьях.

В углу третьего двора стоит маленький шалаш Вевке. Отсюда шалаш похож на дремлющую курицу, усевшуюся на перекладину лестницы.

Вставшее утро глядело на стенки и крышу этого убогого шалаша, как глядят на ребенка в гетто после «акции», которого забыли присоединить к родителям. Даниэла сидели около горы мусора и хлама, выброшенного из комнат, и вдруг сама себя ощутила мусором, выброшенным на мусорную свалку. Ей было жутко тоскливо и хотелось плакать. Ей так нужен был человек, которому она смогла бы упасть на грудь и выплакаться; почувствовать его теплоту, увидеть милосердный и близкий взгляд.

Человек! Человек! Тоска по человеку…

Когда отправили Тедека, она не так переживала. Теперь это стало ей ясно. Но Вевке, он безусловно чувствовал и переживал тогда точно так же, как и она сейчас. Она не догадалась тогда подойти к нему, сесть около него, хоть один раз постараться утешить и вместе с ним погоревать. Как же она теперь может желать, чтобы кто-нибудь сострадал ей.

Пространство вокруг харчевни было пусто, окошко раздачи заколочено гвоздями. Непохоже, чтобы тут раздавали людям суп.

Даниэла стояла на краю площади, где каждый уголок напоминал ей о Гарри. Весь воздух здесь был пропитан памятью о нем. Но самого Гарри не было.

Поля опустели, запущенной и угрюмой выглядела гора. Даниэла уже не сомневалась, что Гарри не придет. Но глаза не переставали смотреть вдаль: вот еще минута, еще секунда, и там появится маленькая точка.

Даниэла не могла больше стоять на опустевшей площади. Какая-то сила толкнула ее, и она побежала в ту сторону, откуда брат обычно появлялся и откуда больше никогда не появится.

Гору она не разглядела. По мере приближения к ней, та отступала, словно таяла. Постепенно исчез из виду третий еврейский квартал.

Слева тянулись железнодорожные рельсы, блестевшие на солнце, как вытканные серебряные нити. Далеко виднелись два дерева и около них одинокий дымящийся паровоз, издали похожий на детскую игрушку.

Она продолжала бежать.

Дважды довелось ей быть в доме Гарри. Когда спекулянту Абраму подвернулись важные клиенты, она упросила его дать ей пронести мануфактуру в первый еврейский квартал. Дело было не в заработке, а в тех нескольких считанных минутах, которые она смогла бы провести с Гарри.

…Даниэла открыла дверь в его комнату. Все здесь казалось ей чужим. Фарбер, сидевший в комнате, взглянул на нее, встал ей навстречу и повел к стулу, как ведут человека, находящегося в обморочном состоянии. Ее приход сюда казался ему естественным и понятным.

Сдержанной болью и тоской был пропитан воздух в этой комнате. Саня сидела на раскладушке, повернувшись лицом к пустой постели Гарри, и не спускала с нее глаз.

В комнате царило запустение. Из мебели почти уже ничего не осталось: ни шкафа, ни кроватей — все, все было продано в обмен на хлеб. Только в углу еще стоял малюсенький шатающийся столик и старая железная печь без трубы. На косяке двери, на длинном торчащем гвозде, висел плащ Гарри, тот самый плащ, в котором он обычно приходил к ней. Над плащом — шапка.

У Даниэлы возникло желание подбежать и обнять плащ. Рукав спускался округло, как живой; только внизу виднелась его пустота и смятость.

Около семи дней прошло, как угнали Гарри, а комната все еще выглядела так, будто на полу ее лежит мертвец, Саня одета в свое синее рабочее платье. Волосы аккуратно причесаны, но лицо восковое.

Никогда бы Даниэла не могла представить себе Саню такой. А может, Гарри еще вернется? Вевке ведь не перестает твердить, что Гарри обязательно вернется. Она должна попытаться утешить Саню.

Фарбер сидит молча, уставившись в одну точку. Горе билось по комнате, и с оголенных стен сочились слезы. Сколько времени прошло с тех пор, когда все они сидели за одним столом. Саня наполняла весь дом своим весельем и смехом. При ближайшей «акции» отошлют и ее, как обычно поступают с женами, мужья которых уже отправлены. Кто теперь будет смотреть за Саней? Кто будет оберегать ее?

Саня встала, подошла к окну. Ставня была закрыта. Там теперь все ее хозяйство. Она развернула белую скатерть, в которой было полбуханки хлеба, нож, разложила все перед Даниэлой и сказала:

— Кушай, Даниш…

Даниэла подняла на нее глаза и не смогла больше сдерживаться. Она упала, прижавшись к Сане, и громко разрыдалась.

Саня стояла без движения. Только прижала голову Даниэлы к себе. Это был плач о дорогом для обеих человеке, которого каждая по-своему любила больше всех на свете.

Саня продолжала стоять застывшая, без единого движения.

— Гарри вернется, Саня. Война закончится…

Саня приподняла голову Даниэлы обеими руками. Глаза Гарри и Даниэлы были похожи, как две капли воды И не только глаза: тот же очерченный рот, та же белизна зубов, та же ямочка под нижней губой на подбородке.

— Да, Гарри скоро вернется домой, — мягко сказала Саня.

— Ты веришь в это, Саня? — вскочила Даниэла со своего места. — Ты в это веришь?..