Дом, который сумасшедший - [3]

Смачно улыбаясь, швейцар распахнул передо мной дверь. В забегаловке никого не было, только компания таких же, как я, девятизубочников проводила перед началом службы свою обычную утреннюю зарядку. Братец Золушка сидела в углу на стуле за легкой пластиковой занавеской. При моем появлении он махнула братцу Пилату III рукой. Я ответил щелчком каблуков и пошел к братцу Великану, карлику, десятизубая корона которого едва высовывалась из-за медной стойки. На мое приветствие он ответил зловеще-радостной улыбкой.

— Два божественных, — сказал я, но после того, как сказал, вспомнил, что мне говорила братец Золушка о пыльце и нектаре, и поправил сказанное: — Один божественный и какой-нибудь фрукт подешевле.

Братец Великан не шелохнулся, братец Великан продолжал читать газету, разложенную на стойке. Я вытащил из потайного кармана пять десятизубовиков. Братец Великан покачал короной. Я понял, убрал десятизубовики и достал пятнадцатизубовик. Кивнув в знак нашего согласия, братец Великан спрятал газету в бронированный сейф, наполнил бокал божественным, достал из-под прилавка контрабандную сливу, положил контрабандную сливу на мелкую тарелочку с серой каемочкой, отсчитал сдачу, причем пятизубовиками, один пятизубовик движением ловкой руки сбросил под стойку, а все остальное пододвинул мне. Почему-то на этот раз возражать, как того требовали от меня правила хорошего тона, я не стал, и отсутствие у меня хорошего тона привело братца Великана в некоторое недоумение и еще более зловеще-радостную улыбку.

Уже понимая, что имею дело с кем-то не тем, за кого он себя выдавала, что это, несомненно, братец довольно низкого ранга, по каким-то своим тайным причинам скрывающая свою истинную экзистенцию, я взял в две руки бокал и тарелочку с серой каемочкой и, чеканя шаг, направился к братцу Золушке. При моем приближении он опять сняла с головы корону и спрятала в сумочку. Достоинство короны я разглядеть так и не умудрился.

Остановившись возле столика, я как можно громче щелкнул каблуками, но рявкать «чего изволите?» не осмелился по конспиративным причинам. Он улыбнулась, его лицо побелело. Он была необыкновенно красивая.

— Что стоишь? Садись, — сказала он.

Я сел.

— Надеюсь, братец Золушка, от фрукта ты не откажешься?

Неожиданно он рассмеялась, хотя ничего особенно смешного я не сказал. А может, все же сказал, но только не понял, что сказал что-то смешное.

— Я пошутила. Золушка — имя из сказки, которую я очень люблю.

— Любишь сказки?… Но ведь сказки — это ложь! Ты что, хочешь сказать, что любишь ложь?

— А ты читал хоть одну сказку?

— Конечно, нет. Зачем читать ложь?

— Как же ты можешь утверждать, что сказки — ложь, если ты ни одной не читал?

— Если бы это была не ложь, то сказки назывались бы не сказками, а как-то совсем по-другому. Так как твоя настоящая кличка? Моя — Пилат III.

— Принцесса, — ответила братец Золушка.

— Принцесса? — не поверил я. — Как… Принцесса? Тот самая Принцесса?

— Ну да, та самая.

— Сынок Самого Братца Президента? — еще более не поверил я.

Он молча кивнула, вытащила из сумочки и положила на стол корону. Двадцать один зуб!

Кое-как справившись с приступом чуть не задушившего меня кашля, я вскочил со стула на ноги и застыл перед братцем Сынком Самого Братца Президента по стойке «смирно» двадцать первой степени.

— Чего изволите? — как можно громче и как можно подобострастнее рявкнул я.

Он почему-то сразу же погрустнела.

— Сядь, пожалуйста. И, пожалуйста, не кричи и не таращь на меня глаза.

Я упал на стул. Мои руки потянулись к бокалу с божественным нектаром, я попытался с ними совладать, упрятав под стол. Упрятал. Упрятать глаза было некуда, разве — зажмурить, но на это я не решился и продолжал таращиться на братца Принцессу.

А он сказала:

— Давай договоримся, что в отношениях со мной ты забудешь о рангах.

— Как это… — было попытался заикнуться я.

— Да так. Будто в Нашем Доме нет никаких рангов.

— Это как… — опять было попытался я заикнуться.

— Я уже жалею, что показала тебе эту дурацкую корону… Ну, договорились?

— Если братец Принцесса приказывает…

— Не приказываю — прошу. Идет?

— Так точно, — неуверенно рявкнул я и стал размышлять о том, что все это очень, очень странно. Прошу… Влиятельнейшая корона — и просит. Просит, когда нужно отдать приказ. Двадцатиоднозубая корона просит у короны девятизубой!

Мои размышления прервала братец Принцесса, он положила руку на мое запястье моей, братца Пилата III, руки.

— Скажи, а почему ты остановился и заговорил со мной?

— Можно я сначала немножко попью божественного нектара? — попросил я.

Он кивнула головой без короны, и я залпом осушил бокал.

— Так почему?

— Да ведь ты красивая!

— Разве только поэтому? Честно.

Раз братец Принцесса, сам Сынок Самого Братца Президента, приказывала, хотя вроде бы просила, говорить честно, я не имел права говорить нечестно. К тому же любые свои высказывания и любые свои действия я мог смело списать на полученное от братца Белого Полковника спецзадание. Вот почему я сказал:

— Глаза, все дело в глазах… Когда я вижу такие глаза у себя в зеркале, всегда страшно пугаюсь. Трепещу от ужаса! Такие же глаза мне снились сегодня целый сон ночью, когда я спал, — у сумасшедших. Ужас, ужас, ужас! Ведь сумасшедшие это те, кому кажется, а когда братцу что-либо кажется, он галлюцинирует, а галлюцинации это иллюзии, а иллюзии — это порождение враждебной нам окружающей Наш Общий Дом ядовитой среды.