Дом горит, часы идут - [22]
Мол, не все же ваши абстрактные идеи. Хорошо бы подышать кристальным воздухом вдалеке от столиц.
Азеф говорил то же, что Достоевский. Советовал Коле избавляться от недостатков самым решительным способом.
Сперва, конечно, он давал рекомендации департаменту. Просил в своих хлопотах не забыть о Блинове.
“Коснусь теперь деятельности нового Приятеля. Помимо Немчиновой, Соломона, Артура Адамова Блюма (студент), он познакомился со стародавними нашими знакомыми по Иогансону, Покровскими, крестником Особого отдела Левинсоном (фармацевтом); проник в общество вспомоществования лицам интеллигентных профессий (Вы уже знаете, что весь радикальный цвет стоит в его рядах, как, например, Луначарские, Чепик, Аргунов, Блинов и пр.)”.
Как видите, Азеф не оставлял охранку без работы. Иногда, чтобы освоить такой абзац, следовало месяц трудиться.
Сперва фамилии напишут в столбик. Около тех, что им известны, поставят галочки.
Не в том, конечно, смысле, что это люди конченые, а лишь в том, что эту перспективу нельзя исключить.
Над некоторыми строчками будут ломать голову едва ли не всем коллективом.
Евно Фишелевич специально подкидывал такие задачки. Хотел внести разнообразие в полицейскую жизнь.
“Что за крестник особого отдела?” – спросит кто-нибудь из чиновников, а потом хлопнет себя по лбу.
Ну конечно же. Как еще назвать того, кто сперва исповедовал одно, а затем перешел в веру их организации?
14.
Азеф сразу догадался, что у анонимного письма, пришедшего в боевую группу, есть конкретный автор.
Может, и нехорошо хвалить себя, но в порядке внутреннего монолога все же допустимо.
Сказал о себе в третьем лице. Будто не сам дал оценку, а повторил чье-то мнение.
Мол, не зря говорят, что у него собачий нюх. Да и хватка как у хорошего пса.
О своем открытии подумал без подробностей. Применительно не к знакомым, а к жизни вообще.
Ну отчего люди тянутся к благополучию? Развесят вокруг пеленки и думают, что ничего больше нет.
От этой мысли перешел к конкретике.
Колю и Лизу больше всего волнует, чтобы ничто не забивало голову, не сдерживало дыхания, не жало при ходьбе.
Странным образом эта картина совпадала с текстом письма. В нем утверждалось, что Блинов не подходит для террора.
При этом называлась другая причина. Упоминались два Колиных брата, состоящих на службе в полиции.
Против этого аргумента не возразишь. Столь близкие отношения с властью боевику строго запрещены.
Конечно, Азеф ухмыльнулся. Подумал о том, что нет правил без исключения.
К примеру, у него в полиции не два брата, а двести два. Это не считая невидимых миру сотрудников, которым потерян счет.
15.
В первую очередь надо было понять, кто конкретно это сделал? Сам Коля или Лиза?
Азеф решил, что Лиза. Уж очень подозрительные завитки вокруг букв “л” и “м”.
Завитки вились, как женский локон. Сперва падали, а потом устремлялись вверх.
Кое о чем он догадался по наклону букв “в” и “б”. Было тут что-то просительное.
Как-то само собой перешел на маленькую Ирочку. Наверное, ей тоже неприятны папины увлечения.
Что это такое, если отец не бывает дома, а когда возвращается, старается держаться подальше.
Больно странный от него запах. Не знакомый запах тепла и удовольствия, а неприятный и резкий.
Нереализовавшийся кошмар пахнет так же, как гимназический опыт. Можно решить, что Коля втайне преподает химию.
16.
Как-то выходило у Азефа повысить градус жизни. Только что были штиль и безветрие, а вдруг начинало кипеть и бурлить.
Все потому, что он тоже автор. Иногда его посещали такие идеи, что позавидует любой сочинитель.
Был бы он человеком публичным, то очередь к нему растянулась бы на всю лестницу.
Каждый примерно с таким выражением на лице: “Дайте списать, уважаемый. Подарите каким-нибудь сюжетом”.
Что ж, Азефу не жалко. У него этих замыслов не меньше чем на три книжные полки.
Все это только мечты. Не суждено ему стать не только актером, но и другом литераторов.
Эти ощущения не прибавляют оптимизма. Порой на него находят разочарование и тоска.
Однажды Азеф высказался на эту тему. Чтобы его мысли не бросались в глаза, облек их в форму тоста.
Да, да, тоста. Если вы думаете, что боевики занимались только тем, что подкладывали бомбы, то это не так.
Случалось и им наблюдать за жизнью сквозь мутное стекло, в котором плещется что-то горячительное.
17.
На минуту за маской вечного хлопотуна по революционным надобностям проглянуло грустное лицо.
Кто-то из гостей подумал: да ведь это клоун. Толстый, нелепый, с большой слезой, выкатившейся из левого глаза.
Подобно улитке, слеза ползет вниз. Подошла к середине пути и тут замерла.
Ждет, когда Азеф отвлечется от своей речи. Почувствует что-то инородное на щеке.
Кстати, волосы у Евно Фишелевича рыжие. Правда, сильно поредевшие в результате непростой жизни.
На самом деле он никогда не был настолько серьезен. Возможно, впервые в жизни проговаривался.
Нет, о двойной игре не обмолвился, а о том, что его огорчает, сказал подробно.
Начал с того, что с именинником не замечаешь грязи. Когда он рядом, появляется перспектива.
Потом понимаешь: все же хорошего мало. Ситуация поворачивает куда-то не туда.
Так что расслабляться нет оснований. Помните, что вы сидите не на троне, а на стульчаке.
Петербургский писатель и ученый Александр Ласкин предлагает свой взгляд на Петербург-Ленинград двадцатого столетия – история (в том числе, и история культуры) прошлого века открывается ему через судьбу казалась бы рядовой петербурженки Зои Борисовны Томашевской (1922–2010). Ее биография буквально переполнена удивительными событиями. Это была необычайно насыщенная жизнь – впрочем, какой еще может быть жизнь рядом с Ахматовой, Зощенко и Бродским?
Около пятидесяти лет петербургский прозаик, драматург, сценарист Семен Ласкин (1930–2005) вел дневник. Двадцать четыре тетради вместили в себя огромное количество лиц и событий. Есть здесь «сквозные» герои, проходящие почти через все записи, – В. Аксенов, Г. Гор, И. Авербах, Д. Гранин, а есть встречи, не имевшие продолжения, но запомнившиеся навсегда, – с А. Ахматовой, И. Эренбургом, В. Кавериным. Всю жизнь Ласкин увлекался живописью, и рассказы о дружбе с петербургскими художниками А. Самохваловым, П. Кондратьевым, Р. Фрумаком, И. Зисманом образуют здесь отдельный сюжет.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
В жизни каждого человека встречаются люди, которые навсегда оставляют отпечаток в его памяти своими поступками, и о них хочется написать. Одни становятся друзьями, другие просто знакомыми. А если ты еще половину жизни отдал Флоту, то тебе она будет близка и понятна. Эта книга о таких людях и о забавных случаях, произошедших с ними. Да и сам автор расскажет о своих приключениях. Вся книга основана на реальных событиях. Имена и фамилии действующих героев изменены.
С Владимиром мы познакомились в Мурманске. Он ехал в автобусе, с большим рюкзаком и… босой. Люди с интересом поглядывали на необычного пассажира, но начать разговор не решались. Мы первыми нарушили молчание: «Простите, а это Вы, тот самый путешественник, который путешествует без обуви?». Он для верности оглядел себя и утвердительно кивнул: «Да, это я». Поразили его глаза и улыбка, очень добрые, будто взглянул на тебя ангел с иконы… Панфилова Екатерина, редактор.
«В этой книге я не пытаюсь ставить вопрос о том, что такое лирика вообще, просто стихи, душа и струны. Не стоит делить жизнь только на две части».
Пьесы о любви, о последствиях войны, о невозможности чувств в обычной жизни, у которой несправедливые правила и нормы. В пьесах есть элементы мистики, в рассказах — фантастики. Противопоказано всем, кто любит смотреть телевизор. Только для любителей театра и слова.
«Неконтролируемая мысль» — это сборник стихотворений и поэм о бытие, жизни и окружающем мире, содержащий в себе 51 поэтическое произведение. В каждом стихотворении заложена частица автора, которая очень точно передает состояние его души в момент написания конкретного стихотворения. Стихотворение — зеркало души, поэтому каждая его строка даёт читателю возможность понять душевное состояние поэта.
Спасение духовности в человеке и обществе, сохранение нравственной памяти народа, без которой не может быть национального и просто человеческого достоинства, — главная идея романа уральской писательницы.