Дом духов - [15]
В Таиланде дело об убийстве редко бывает простым, когда убивают фаранга. На самом деле Пратт не считал его простым. Он изложил Кальвино официальную версию этого дела. Теперь полковник ждал, испытывая его; Пратт достаточно давно знал Кальвино и знал, что получит честный ответ.
– Ты хочешь сказать, ты веришь в то, что это сделал мальчишка? – тихо спросил Винсент, дергая травинки.
– Не имеет значения, во что я верю. Во что ты веришь. Во что Кико верит. Зачем парень сознался? Ты думаешь, мы его били, или что?
– Не ты, Пратт. Я видел снимок лица парня в газете. Его колотили до тех пор, пока он не решил, что пора признаться в том, чего хотят копы. Я не говорю, что Кико права.
Пратт кивнул.
– Она никогда не встречала токсикомана, который бы не был невиновным.
Кальвино провел пальцами по припухлости на щеке, оставшейся от укуса москита. Она чесалась. Полковник выглядел сухим, прохладным; на него не действовали ни москиты, ни солнце.
– Кико иногда переходит все границы. Ты это знаешь, и я тоже. Скажу одно, Пратт: на этот раз она, возможно, права. Кто-то потрудился над парнем. Так ты мне поможешь или нет?
Полицейский смотрел на Кико через раздвижные стеклянные двери: она стояла неподвижно, словно в трансе. И ждала. Может, даже молилась своим богам. Ему нравился смех, который он видел в размытых краях ее картин: по-видимому, только таким образом смех выходил из ее тела, через мазки краски и кисти. Он и сам рисовал при помощи невыраженных эмоций. Он никогда ни с кем этого не обсуждал. Но чувствовал, что она знает.
– Что у тебя с Кико? – спросил Пратт.
– О чем ты меня спрашиваешь? Есть ли что-то между нами? Это старая история. Я выручил ее. Мы несколько раз хорошо провели время. Ты привел ее в эту школу, – ответил Кальвино.
– И теперь ты ее избегаешь. Почему ты ее боишься, Вини?
– Ну вот, теперь ты тоже. Ты делаешь выводы на основании неверной информации. Кроме того, я был занят.
– Эти токсикоманы грабят ее, а она возвращается и просит еще, – сказал Пратт, рассматривая ее фигурку в студии. – Ты когда-нибудь слышал ее смех?
Этот вопрос застал Кальвино врасплох. Он подумал, что это вопрос с подвохом, пока не пошарил в памяти и не смог вспомнить ее смех.
– Она – серьезный человек, – сказал Винсент. – А я – человек несерьезный. Поэтому мы несовместимы.
– Посмотри как-нибудь на ее картины. Они наполнены смехом. – Вот, он это сказал. Разделил ответственность своего открытия с другим человеком.
Кальвино ничего не ответил и своим молчанием сказал все, что могло быть сказано друзьями из разных культур и стран.
– Ладно, мы с ней спали. Теперь ты получил то, что хотел услышать. Я соединил дело и удовольствие. Большая ошибка с женщиной, – сказал Кальвино. – На этот раз – только дело. Точка. Не запятая, не тире, не двоеточие.
Пратт пощупал ту часть квиана, которая касалась земли. Она промокла, как губка, сгнила в земле. Он знал, что Кальвино говорит ему правду.
Кико была родом из солидной семьи высших слоев среднего класса. Ее отец был известным профессором-нейрохимиком в Токио. Его специальностью были химические усилители интеллекта. Оригинальные исследования гамма-аминомасляной кислоты нейромедиатора были классическим исследованием, и на основании его открытий было запатентовано два лекарства. Он преподавал в Гарвардском и Корнельском университетах. Мать Кико играла на французском рожке и выступала с концертами. Сама Кико получила докторскую степень по биохимии в Корнеле. Она была всесторонне образованной женщиной, когда очутилась в Бангкоке с мужем, который бросил ее ради проститутки, поэтому она ринулась очертя голову в проект по спасению наркоманов из трущоб, спасая саму себя. Она верила, как верил в науку ее отец, что путем применения небольшого нейрохимического изменения ребят из трущоб можно вернуть в общество.
– Она нуждается в небольшом одолжении, – сказал Кальвино.
Пратт поднял руку.
– Тайм-аут, – произнес он. – Ты хочешь сказать, что это ты нуждаешься в небольшом одолжении. – Затем стер с ладони гнилую древесину и полез в карман.
– Откуда ты так много знаешь о Кико? Тебе полагается учиться рисовать у мастера, – сказал Кальвино. – Мани пора начать о тебе волноваться.
Полковник улыбнулся, услышав имя жены. Он знал, что Мани из тех женщин, которым никогда не было нужды держать мужа в ежовых рукавицах.
Пратт вручил Кальвино конверт с адресом полицейского управления в углу. Винсент достал письмо и прочел его. Оно было написано на официальном полицейском бланке, на английском и на тайском языках: Винсенту Кальвино следовало оказывать всяческое содействие в осмотре останков мистера Бена Хоудли, британца по рождению, обеспечить ему доступ в квартиру покойного и к его вещам, ему предоставлено право допросить подозреваемого. Он догадался, что Ратана позвонила в кабинет Пратта и поговорила с его секретаршей, которая передала ее просьбу шефу. Такая цепочка событий была вполне возможной. Личные связи с их взаимоотношениями, переплетающимися паутиной, внешне напоминали кубик Рубика. Но для тех, кто понимал игру, эти детали укладывались в единую схему.
