— Охрана — одно, слежка — другое...
— В Люцерне есть агенты СД.
— И это говорите вы?!
Спички в коробке Лусто все как на подбор нехороши. У одной открошена сера, у третьей, десятой и двадцать пятой плохо провощены палочки. Бригадный полковник перебирает их, пока Макс, устав ждать, не достает зажигалку.
— Прошу вас, полковник!
— Спасибо, мой друг. О чем мы говорили?
— О гестапо.
— Да, верно... У него длинные руки. Банальное выражение, но точное. Поэтому я и стараюсь, чтобы среди тех, кто бывает в «Нептуне», не оказался субъект, связанный с Принц-Альбрехтштрассе.
— В сороковом я пришел к вам и сказал: нацисты расстреляли моего отца и умертвили в концлагере сестру. Швейцарии угрожает оккупация, и я, немец, хочу помочь ей а борьбе за спасение. Тогда вы ничего не вынюхивали. Вы боялись — за эти горы или за себя самого — и приняли помощь, как дар небес. А сейчас?
— О чем вы, Макс? Разве вам не верят? Другой вопрос — ваши корреспонденты, друзья в Германии. Почему они все-таки пошли на это?
— У них свои цели, мой полковник... Однако вернемся к нашим баранам. За кем вы следите?
— Ни за кем конкретно.
— Не хотите говорить? Тогда я сам отвечу... Я долго ломал голову, пока не вспомнил наш давний разговор. Когда-то я рассказал вам о своих попытках предложить информацию англичанам. Вы сделали вид, что вам все равно, но — сознайтесь! — были довольны отказом англичан!
— Макс! — говорит Лусто, и лицо его становится жестким.— Скажите прямо: кто ваши новые друзья?
— Контрвопрос: я нужен вам, мой полковник?
— Я не давал повода...
— Надеюсь, и не дадите. Если новые друзья, о которых мы говорим, пострадают, между издательством «Нептун» и бюро «Пилатус» ляжет пропасть.
Лусто аккуратно укладывает нож на подставку.
— Прошу вас, Макс, не угрожайте. Я не из тех, кто поддается нажиму,— такая уж у меня профессия. К тому же вы неправы. Я не буду охранять никого, кроме вас. Из какого бы лагеря ни были ваши любимцы, они и Швейцария, доверившая мне свою безопасность, отнюдь не идут в одной упряжке. У моей страны своя судьба, и я пекусь о ней, только о ней, Макс!..
— Будьте нейтральны. Этого достаточно.
Лусто чуть-чуть раздвигает губы — ровно настолько, чтобы означить улыбку, но не дать ей появиться.
— Я высоко ценю нашу дружбу.
— Спасибо,— говорит Макс.— Право, полковник, хорошо, когда находится день вроде сегодняшнего, полностью свободный от дел. Не так ли?
9. Сентябрь. 1943. Париж, рю Марбёф — Аустерлицкий мост.
«Марату... Сообщите, можете ли срочно приобрести любые две из перечисляемых книг: Золя «Нана» издания 1922, Мопассан «Монт Ориоль» издания 1935, Морис Ренар «Ошибка Ришара Сегюра» издания 1927, Сименон «Досье агентства «О» издания 1937 и Дюма и «Жозеф де Бальзамо» издания 1916 или 1931. Нам представляется необходимым сменить шифры, и, получив от вас сообщение о покупке, немедленно передадим, как эти книги использовать. Ваше предложение по связи — мы имеем в виду расписание передач и частоты — кажется нам приемлемым, хотя и достаточно сложным в техническом отношении, требующим от нас круглосуточного дежурства в эфире. Все же мы готовы начать работать по новому расписанию спустя 72 часа после получения от вас известия о приобретении книг. Мы убеждены, что использование конторы для прикрытия может при определенных условиях привести к провалу. Настоятельно советуем ликвидировать АВС. До решения всех вопросов время передач сократите до 15 минут трижды в сутки. Передавайте только то, что не терпит отлагательства... Профессор».
Бумажка, сложенная колпачком, медленно тает, чернеет, оседая на дно пепельницы невесомыми серыми хлопьями. Жак-Анри ссыпает пепел в конверт, платком вытирает пепельницу и, дев запаху гари улетучиться в приоткрытое окно, достает из стола портфель. До вечера и карт у мадам де Тур много времени и есть возможность переговорить с Жюлем.
Номер Жюля занят, и, пережидая, Жак-Анри кончиком карандаша поворачивает диск. Набирает первую попавшуюся комбинацию— Гудки и голосок:
— Алло?
— Алло...— говорит Жак-Анри, улыбаясь.
— Лилу, это ты?
— Я ошибся... Извините.
— Я тоже. Думала, это Лилу.
— Еще раз извините.
— Какой разговор!
Короткие гудочки отбоя. Держа трубку на отлете и улыбаясь, Жак-Анри рисует в воображении портрет собеседницы. Судя по голосу, она молода, вряд ли старше двадцати. Еще что? Влюблена, сидит дома в полдень и ждет своего Лилу; за секунду голос точно сломался — был радостным и звонким, когда спрашивала, и тут же потускнел...
Жак-Анри прижимает вилку телефона, отпускает и, услышав гудок, набирает номер.
— Месье Дюпле? У меня есть неплохая бронза. Могу я ее предложить?
— Приносите после двух.
Кабинет наполнен свежим воздухом. Пепельница чиста. Жак-Анри запихивает в сумку складную коротенькую удочку, термос и плоскую коробку с бутербродами. Выходе, бросает секретарше:
— Я здесь, но не принимаю.
— Хорошо, господин Дюран! Месье Гранжан...
— Завтра!
Месье Гранжан подождет. Чеки, счета, дела с акцептами и векселями — все это терпит. Не так уж велик оборот АВС, чтобы бухгалтер стонал от обилия работы. Сделки мельчают: все, что представляет хоть какую-нибудь ценность, скуплено немцами; на долю французских комиссионеров остаются крохи.
