Дом англичанина - [171]
Чтобы не смотреть на сэра Аларика, я взглянул на часы. Было двадцать минут десятого — значит, мой день там продолжался около трех минут здесь.
— Можно мне туда вернуться? — спросил я.
— Не сегодня, мистер Линфилд.
— Почему же? — Противно было смотреть на его довольную физиономию, но я сдержался. — Меня тут не было всего три минуты. И я не собирался так быстро возвращаться. Это ошибка.
— Это всегда ошибка. Наверное… мне следовало… предостеречь вас. Но я ведь… говорил вам… что это связано… с некоторым риском…
Ни на что не надеясь, просто от отчаяния, я подошел к двери и распахнул ее. Там оказалась умывальная раковина и полки со всяким хламом. Сэр Аларик тихонько хихикнул, и мне захотелось швырнуть в него большой банкой с клеем.
— Насколько я понимаю… мистер Линфилд… наш маленький эксперимент… увенчался успехом. Вы побывали… в Другом Месте… гм?
— Я побывал там, где я бы хотел быть и сейчас, — мрачно ответил я.
— Тогда… несомненно… это было Другое Место. — Он помолчал. — Вы… встретили там… друзей… гм?
Я кивнул. Да, он отправил меня туда, но разговаривать с ним об этом мне не хотелось. Хотелось поговорить о другом.
— Скажите, сэр Аларик, что это за черный камень, на который вы велели мне смотреть? И как он проделывает этот фокус?
— Вы могли бы… еще… спросить… как его проделывает… дверь, — сказал он укоризненно.
— Ладно, как вы его проделываете?
То ли старику захотелось спать, то ли я ему просто надоел, не знаю; во всяком случае, он покачал головой в знак того, что ответа не будет, и принялся зевать во весь рот.
Но мне нужно было непременно узнать кое-что.
— Вы говорили, это все равно что повернуть за угол, только, конечно, угол особого рода. Четвертое измерение или что-то такое. Послушайте, сэр Аларик, я не хочу вам больше надоедать, поэтому скажите — могу я сделать это сам? Сидеть в своем номере в гостинице и вот так же повернуть за угол?
— Вы… можете попытаться, мистер Линфилд, — уклончиво ответил он.
Я не отставал.
— Тут, наверно, любая дверь годится, сэр Аларик?
— Разумеется. Любая дверь.
— А черный полированный камень — на него надо смотреть, чтобы сосредоточиться, и все?
— Вы… конечно… должны… на что-то смотреть… мистер Линфилд. — Опять довольно уклончивый ответ. Затем он встал, и я понял, что вечер окончен, хотя было только полдесятого. Почему-то мое путешествие в Другое Место — я тоже решил называть его так — сразу прекратило наши отношения. Может быть, он решил, что теперь рассчитался со мной за спасение на вокзальной площади. А может, я ему просто не нравился, но и он мне тоже, так что все было по-честному.
— Мне показалось, что я провел там как минимум часов десять, — добавил я, чтобы поддержать разговор. — А на самом деле я пробыл три минуты в этом чулане. Такое, конечно, бывает во сне. Но все-таки на сон это непохоже.
— Это не сон.
— А что же тогда?
Он снова зевнул.
— Простите… мистер Линфилд… иногда я никак не могу… заснуть… но как раз сегодня… вы видите…
Иначе говоря: выметайтесь, Линфилд.
Дождь в тот вечер сменился туманом, и, пока автобус полз обратно в Блэкли, я совсем скис. В конце пути меня ждала привокзальная гостиница, и вы сами понимаете, как приятно мне было туда вернуться после гостиницы в Другом Месте. Без четверти одиннадцать я уже лежал в постели и в течение следующих четырех часов слушал лязганье и грохот железнодорожных вагонов на подъездных путях. Наутро Блэкли выглядел еще более мрачно, мокро и уныло, чем всегда.
А днем на заводе электротехнической компании выяснилось, что они до сих пор не сделали нового подшипника, который был мне обещан, и я их чуть не поубивал. Баттеруорт пришел объясняться и долго говорил о разных министерствах и лицензиях, а потом сказал:
— Так что сам видишь, старик. Мы их торопим, а они ни с места. Но мы-то чем виноваты? А что случилось? Может, ты мне не веришь?
— Верю, — успокоил я его и вдруг решился. — Слушай, я все хотел спросить: а что позавчера было после того, как я расстался с тобой и Доусоном и пошел к Поле? Или это было вчера?
— Позавчера? К какой Поле? — Он ничего не понимал.
Продолжать не имело смысла, но я все же сделал еще одну попытку:
— Ну, помнишь, мы с тобой и Доусоном пили пиво перед гостиницей, а потом пошли на реку…
Баттеруорт из тех англичан, у которых голова соображает неплохо, но по виду этого никак не скажешь. Физиономия у него большая, круглая, как луна, и похожа на сырое филе, а в середине что-то мелкое и неопределенное. Это его так называемые черты лица. И сейчас это лицо было до того бессмысленным, что я чуть не набросился на Баттеруорта с кулаками.
— Прости, старик, — сказал он, — здесь какая-то ошибка.
— Да, верно, — ответил я. — Можешь об этом забыть. Я вас просто с кем-то спутал. Но с подшипником вы все-таки поднажмите.
— Поднажмем, поднажмем. — Баттеруорт обрадовался, что я снова в своем уме. — Только вот долго тебе тут приходится слоняться без дела. Это плохо. Слушай, старик, приходи к нам завтра обедать. Будет восемь человек, сыграем в бридж — как раз два стола.
Я пришел. Был Доусон с женой, Мэвис Гилберт и еще одна пара, Дженнингсы; их я тоже видел в Другом Месте. Итак, нас было восемь человек, и все мы побывали в Другом Месте, а некоторые даже провели вместе много чудесных часов. Я ни на что особенно не надеялся, но все же надо было их проверить. Начал я с миссис Баттеруорт, которая посадила меня за обедом рядом с собой. Я спросил, не знаком ли ей один сказочный уголок, где у реки среди холмов стоит деревенская гостиница… и я подробно описал Другое Место. Я был уверен, что она слушает вполуха, потому что она из тех беспокойных хозяек, которые мыслями всегда на кухне; но, когда я закончил свой монотонный, как мне казалось, и утомительный рассказ, она, к моему удивлению, ответила:
«Смерть сердца» – история юной любви и предательства невинности – самая известная книга Элизабет Боуэн. Осиротевшая шестнадцатилетняя Порция, приехав в Лондон, оказывается в странном мире невысказанных слов, ускользающих взглядов, в атмосфере одновременно утонченно-элегантной и смертельно душной. Воплощение невинности, Порция невольно становится той силой, которой суждено процарапать лакированную поверхность идеальной светской жизни, показать, что под сияющим фасадом скрываются обычные люди, тоскующие и слабые.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
В эту книгу включены рассказы английской писательницы Элизабет Боуэн, написанные в разные периоды ее творчества. Боуэн – тонкий, вдумчивый мастер, она владеет искусством язвительной иронии, направленной на человеческие и социальные пороки.
Мой мир населяют простые, на первый взгляд, обыкновенные люди из деревушек и провинциальных городков: любимые кем-то и одинокие, эмоционально неудовлетворенные, потерянные, мало себя знающие… Это мир глубинных страстей, безотчетных поступков и их последствий. Но внешне он не особенно драматичен… В совершеннейшей форме рассказ является, по существу, стихотворением в прозе.
В эту книгу включены рассказы английской писательницы Элизабет Боуэн, написанные в разные периоды ее творчества. Боуэн – тонкий, вдумчивый мастер, она владеет искусством язвительной иронии, направленной на человеческие и социальные пороки.
В эту книгу включены рассказы английской писательницы Элизабет Боуэн, написанные в разные периоды ее творчества. Боуэн – тонкий, вдумчивый мастер, она владеет искусством язвительной иронии, направленной на человеческие и социальные пороки.
«Полтораста лет тому назад, когда в России тяжелый труд самобытного дела заменялся легким и веселым трудом подражания, тогда и литература возникла у нас на тех же условиях, то есть на покорном перенесении на русскую почву, без вопроса и критики, иностранной литературной деятельности. Подражать легко, но для самостоятельного духа тяжело отказаться от самостоятельности и осудить себя на эту легкость, тяжело обречь все свои силы и таланты на наиболее удачное перенимание чужой наружности, чужих нравов и обычаев…».
«Новый замечательный роман г. Писемского не есть собственно, как знают теперь, вероятно, все русские читатели, история тысячи душ одной небольшой части нашего православного мира, столь хорошо известного автору, а история ложного исправителя нравов и гражданских злоупотреблений наших, поддельного государственного человека, г. Калиновича. Автор превосходных рассказов из народной и провинциальной нашей жизни покинул на время обычную почву своей деятельности, перенесся в круг высшего петербургского чиновничества, и с своим неизменным талантом воспроизведения лиц, крупных оригинальных характеров и явлений жизни попробовал кисть на сложном психическом анализе, на изображении тех искусственных, темных и противоположных элементов, из которых требованиями времени и обстоятельств вызываются люди, подобные Калиновичу…».
«Ему не было еще тридцати лет, когда он убедился, что нет человека, который понимал бы его. Несмотря на богатство, накопленное тремя трудовыми поколениями, несмотря на его просвещенный и правоверный вкус во всем, что касалось книг, переплетов, ковров, мечей, бронзы, лакированных вещей, картин, гравюр, статуй, лошадей, оранжерей, общественное мнение его страны интересовалось вопросом, почему он не ходит ежедневно в контору, как его отец…».
«Некогда жил в Индии один владелец кофейных плантаций, которому понадобилось расчистить землю в лесу для разведения кофейных деревьев. Он срубил все деревья, сжёг все поросли, но остались пни. Динамит дорог, а выжигать огнём долго. Счастливой срединой в деле корчевания является царь животных – слон. Он или вырывает пень клыками – если они есть у него, – или вытаскивает его с помощью верёвок. Поэтому плантатор стал нанимать слонов и поодиночке, и по двое, и по трое и принялся за дело…».
Григорий Петрович Данилевский (1829-1890) известен, главным образом, своими историческими романами «Мирович», «Княжна Тараканова». Но его перу принадлежит и множество очерков, описывающих быт его родной Харьковской губернии. Среди них отдельное место занимают «Четыре времени года украинской охоты», где от лица охотника-любителя рассказывается о природе, быте и народных верованиях Украины середины XIX века, о охотничьих приемах и уловках, о повадках дичи и народных суевериях. Произведение написано ярким, живым языком, и будет полезно и приятно не только любителям охоты...
Творчество Уильяма Сарояна хорошо известно в нашей стране. Его произведения не раз издавались на русском языке.В историю современной американской литературы Уильям Сароян (1908–1981) вошел как выдающийся мастер рассказа, соединивший в своей неподражаемой манере традиции А. Чехова и Шервуда Андерсона. Сароян не просто любит людей, он учит своих героев видеть за разнообразными человеческими недостатками светлое и доброе начало.
Эта книга пригодится тем, кто опечален и кому не хватает нежности. Перед вами осколки зеркала, в которых отражается изменчивое лицо любви. Вглядываясь в него, вы поймёте, что не одиноки в своих чувствах! Прелестные девочки, блистательные Серые Мыши, нежные изменницы, талантливые лентяйки, обаятельные эгоистки… Принцессам полагается свита: прекрасный возлюбленный, преданная подруга, верный оруженосец, придворный гений и скромная золушка. Все они перед Вами – в "Питерской принцессе" Елены Колиной, "Горьком шоколаде" Марты Кетро, чудесных рассказах Натальи Нестеровой и Татьяны Соломатиной!
Этот сборник составлен из историй, присланных на конкурс «О любви…» в рамках проекта «Народная книга». Мы предложили поделиться воспоминаниями об этом чувстве в самом широком его понимании. Лучшие истории мы публикуем в настоящем издании.Также в книгу вошли рассказы о любви известных писателей, таких как Марина Степнова, Майя Кучерская, Наринэ Абгарян и др.
Марковна расследует пропажу алмазов. Потерявшая силу Лариса обучает внука колдовать. Саньке переходят бабушкины способности к проклятиям, и теперь ее семье угрожает опасность. Васютку Андреева похитили из детского сада. А Борис Аркадьевич отправляется в прошлое ради любимой сайры в масле. Все истории разные, но их объединяет одно — все они о бабушках и дедушках. Смешных, грустных, по-детски наивных и удивительно мудрых. Главное — о любимых. О том, как признаются в любви при помощи классиков, как спасают отчаявшихся людей самыми ужасными в мире стихами, как с помощью дверей попадают в другие миры и как дожидаются внуков в старой заброшенной квартире. Удивительные истории.
Каждый рассказ, вошедший в этот сборник, — остановившееся мгновение, история, которая произойдет на ваших глазах. Перелистывая страницу за страни-цей чужую жизнь, вы будете смеяться, переживать за героев, сомневаться в правдивости историй или, наоборот, вспоминать, что точно такой же случай приключился с вами или вашими близкими. Но главное — эти истории не оставят вас равнодушными. Это мы вам обещаем!