Дом Альмы - [26]
Тот факт, что я не помню, как добрался от стула Рене к роялю, не помню, как пришел туда же Питер, как подхватили мы разговор на новую тему, служит доказательством, что я еще не полностью избавился от истерии.
В счастливом возбуждении Пиа спросила, не окажу ли я ей небольшую музыкальную услугу. «Что это значит?» «Я написала песню, вернее, текст, на английском языке, подобрала и мелодию. Собираюсь спеть ее на Всемирном конгрессе вегетарианцев этим летом в Германии мы собираемся туда с Альмой. Но нужно переложить для фортепьяно: я, правда, буду аккомпанировать себе на гитаре, но, кажется, там будет еще и пианист».
Когда остальные разошлись, я попросил ее напеть мне потихоньку мелодию. Но Пиа решила принести и текст и поднялась за ним к себе в комнату.
«Elle est trиs modeste» – помнится, сказал Питер; английский она знает прекрасно, свободно владеет немецким и датским, говорит по-французски. Очень музыкальная, ее композиции отнюдь не дурны. Тексты пишет сама, то по-шведски, то по-английски. «Вот увидишь, она представит все так, будто это песня – единственная ее попытка в этом жанре. И никогда больше не попросит о подобной услуге. Пиа способна испытывать благодарность даже за ничтожное внимание.» «Она на удивление мила, – подтвердил я, – счастливцем будет тот, кто женится на ней», «О, да, -сказал Питер,– исполнительный, самоотверженный человек. Рабочий день у нее без конца и без начала, все свое время она отдает пациентам. Альма живет так же, но ведь «Брандал» ей принадлежит. Однако добрый дух этого дома – Пиа. «Ты заметил, с какой скоростью она управляется со всей кухонной работой?» «Да, Питер, заметил, проворна она необычайно; а по утрам, с семи до восьми, из ванной то и дело доносится смех. Благодаря ей все мы начинаем день в хорошем настроении, но все же… Как давно она здесь?» «Уже шесть лет, ей было двадцать, когда она сюда пришла. Тебе не кажется, что для молодой женщины такой образ жизни может превратить в тюрьму даже «Брандал»?» «Сама она из Стокгольма, бывает там по воскресеньям, но что такое один день?» «Да, Петер, ответил мой тезка, я об этом уже думал; Альме следовало бы отпускать ее в пятницу вечером. Все мы любим Пиа, но мы-то приходим и уходим, а она остается. И живет среди больных… Альма, которая буквально дрожит над мышами и насекомыми, обделяет заботой свою ближайшую помощницу…»
Питер пристально на меня глянул: до сих пор, говоря об Альме, мы только и делали, что воздавали ей хвалу. «Ты прав, – медленно проговорил он, – Альма закрывает глаза на безрадостную судьбу Пиа». Да взять хоть физиологию! Вполне естественную потребность в сексуальной жизни! Как наладитьсоответствующие контакты приодном свободном дне в неделю, когда все вечера и ночи у тебя проходят здесь в «Брандале»?… Да еще все те тела, которые она ежеутренне обмывает – конечно, большинство из них старые, скрюченные, но все же это тела. Какой же эротический заряд должен при этом накапливаться, а сублимировать его некуда! Этак и спятить недолго!
«Есть один момент, который все усложняет, – медленно вымолвил Питер. – Альма решила завещать «Брандал» Пиа, зная, что та продолжит ее дело. Со своей единственной дочерью она почти не поддерживает отношений».
Мне доводилось замечать, что когда возмущение достигнет высшей точки накала, истина страдает от этого, поскольку возмущение в таком случае превращает ее в нечто второстепенное – в горючее для самого себя. Это опасный момент, так как сознание делает центром битвы за справедливость не того, кто в ней нуждается, а тебя самого, потенциального спасителя. Но ведь все должно как раз быть наоборот. Однако ты, гордясь своим праведным гневом, уже готов спасать направо и налево, не понимая, что спасение может обернуться уничтожением…
В этот момент вернулась Пиа.
Она сразу взяла в руки гитару и запела, время от времени взглядывая в листочки с текстом. Мне удалось схватить и подобрать основную мелодию. Пиа обрадовалась, но я объяснил, что не смогу написать аккомпанимент для левой руки, а без этого аранжировка невозможна; просто я очень давно не занимался чем-то подобным. Мне не хотелось ее разочаровывать, так что я пообещал позвонить тому дипломату, что меня привез сюда – он наверняка знает какого-нибудь болгарского музыканта здесь, в Стокгольме, и мог бы ее с ним связать. Пиа, однако, не верилось, что дипломат способен пожертвовать даже парой минут своего драгоценного времени ради никому не известной Пиа Ганс. И без того ей казалось чудом, что «профессор» из Софии одним пальцем барабанит на рояле сочиненную ею мелодию. Всего этого Пиа не произносила вслух, на такое она попросту была неспособна; но нечто подобное я прочитал в улыбке, с которой она меня поблагодарила, тут же переводя взгляд на портрет короля. Мол, вот какие невиданные вещи обещают иногда бедным девушкам.
(Совсем как Том, мечтающий «свести знакомство с профессорами вроде Петера»… Университетский диплом все еще не потерял для них ценности. А ведь стоит поселиться в любом из корпусов софийских новостроек, и по лестнице мимо тебя потечет бесконечный поток инженеров и врачей. Их статус не внушает уважения даже детям. Дефицит в первом случае или инфляция во втором?)
Главный герой этой повести пишет сценарий, который представляет собой не что иное, как пересказ глубоко поэтичного болгарского фильма „Томление на белом пути". Я выражаю большую признательность Николе Корабову за то, что он позволил вернуть литературе сюжет, почерпнутый в свое время из рассказов Константина Константинова. Любое сходство с действительностью, любое подобие истинным событиям случайно и непреднамеренно.
В центре внимания известного болгарского прозаика — духовный мир современного человека, процесс самоопределения личности. Признанные достоинства прозы Д. Коруджиева — тонкий психологизм, умение рассказать о сложных событиях духовной жизни в захватывающей форме.В книгу вошли избранные рассказы 70-х и 80-х годов и две повести.
Если в двух словах, то «желание исчезнуть» — это то, как я понимаю войну.
С Вивиан Картер хватит! Ее достало, что все в школе их маленького городка считают, что мальчишкам из футбольной команды позволено все. Она больше не хочет мириться с сексистскими шутками и домогательствами в коридорах. Но больше всего ей надоело подчиняться глупым и бессмысленным правилам. Вдохновившись бунтарской юностью своей мамы, Вивиан создает феминистские брошюры и анонимно распространяет их среди учеников школы. То, что задумывалось просто как способ выпустить пар, неожиданно находит отклик у многих девчонок в школе.
Эта книга о жизни, о том, с чем мы сталкиваемся каждый день. Лаконичные рассказы о радостях и печалях, встречах и расставаниях, любви и ненависти, дружбе и предательстве, вере и неверии, безрассудстве и расчетливости, жизни и смерти. Каждый рассказ заставит читателя задуматься и сделать вывод. Рассказы не имеют ограничения по возрасту.
«Шиза. История одной клички» — дебют в качестве прозаика поэта Юлии Нифонтовой. Героиня повести — студентка художественного училища Янка обнаруживает в себе грозный мистический дар. Это знание, отягощённое неразделённой любовью, выбрасывает её за грань реальности. Янка переживает разнообразные жизненные перипетии и оказывается перед проблемой нравственного выбора.
Удивительная завораживающая и драматическая история одной семьи: бабушки, матери, отца, взрослой дочери, старшего сына и маленького мальчика. Все эти люди живут в подвале, лица взрослых изуродованы огнем при пожаре. А дочь и вовсе носит маску, чтобы скрыть черты, способные вызывать ужас даже у родных. Запертая в подвале семья вроде бы по-своему счастлива, но жизнь их отравляет тайна, которую взрослые хранят уже много лет. Постепенно у мальчика пробуждается желание выбраться из подвала, увидеть жизнь снаружи, тот огромный мир, где живут светлячки, о которых он знает из книг.
Рассказ. Случай из моей жизни. Всё происходило в городе Казани, тогда ТАССР, в середине 80-х. Сейчас Республика Татарстан. Некоторые имена и клички изменены. Место действия и год, тоже. Остальное написанное, к моему глубокому сожалению, истинная правда.