Доля казачья - [18]
Подумал Покто, пот вытер со лба, от нахлынувшего на него волнения и продолжил.
— Не гляди, что в шкуре зверь ходит! Он совсем, как человек, зверь лесной, уважения к себе требует.
И также мы, гольды, не хотим рядом с тобой жить. Ты для нас росомаха и есть, и твоя вера такая же, не для нас она.
И тут произошло такое, что для монаха было хуже самой страшной смерти.
Покто жестом подозвал к себе отца Никодима и сказал ему, что хочет принять новую русскую веру на глазах у этого злого монаха. Пусть тот сам убедится, что гольды не хотят его видеть, и у них своя дорога, им не по пути идти. С русскими им будет легче жить, они правильной веры — доброй! И никогда не причинят им вреда.
Перекрестился Покто, припал на колени, и с великим торжеством на лице поцеловал крест.
Это его действие, как гром среди ясного неба подействовало на остальных гольдов. Все они разом оказались на коленях, и, не поднимаясь с колен, двинулись к отцу Никодиму, чтобы поцеловать его знаменитый святой крест, и принять новую веру. Это было настоящее столпотворение. Все забыли про своего недобитого врага Баху.
Ошеломлённый отец Никодим не знал, как поступить с ними. Ведь таинство крещения и требует особого подхода. Тут нужно его особое внимание к каждому желающему покреститься. Чтобы тот проникся святым духом, что от креста исходят, и испил до дна всё торжество момента.
И что самое тут неприятное для гольдов, так это то, что им придётся окунаться в Амурскую воду. А для гольдов это хуже самой смерти будет, ведь там, по их поверьям, злой дух живёт. И чуть что, с радостью прихватит тот с собой в омут и несчастного гольда. С Амуром шутки плохи!
Но и тут не обошлось без смеха. Василий Иванович серьёзно предложил отцу Никодиму.
— Батюшка наш! А бочка под соленья не велика ли для этого дела будет? Может в самый раз для гольдов и подойдёт, они мелкий народ! Пусть там и купаются.
Но тут же Бодров вразумел, что обидел гольдов, назвав их мелким народом, так можно и отпугнуть охотников креститься, и поправился. — Мелкий народ, но очень сильный! — и эта поправка как никогда пришлась кстати, потому что гольды, как дети обидчивы. И продолжил:
— Один Покто чего стоит, тот медведей без счёта завалил. Силён парень!
Со смехом тащат казаки огромнейшую бочку из под капусты на берег Амура, что сняли с одного плота, чтобы там, в этой огромнейшей ёмкости, крестить гольдов. А недовольная казачка уже верещит на весь Амур:
— Ратуйте люди добрые! Кадушку крадут, окаянные нехристи!
И давай казаков в воду, что снопы, с плота метать. Пока сама эта дерзкая казачка с одним из казаков не бултыхнулась в воду. Но тут уже её дикий и испуганный вопль вместо жалости вызвал ещё больше смеху.
— Спасите, люди добрые! Тону! Тону!
Пока её вытаскивали из воды, то ещё всё было ничего. Тетка, как огромная белуга покорно шла к берегу. Но когда она поднялась во весь свой немалый рост, с прилипшей к телу расстёгнутой одеждой и так предстала на обозрение пред всем добрым людом, то сама не на шутку испугалась:
— Позор, то какой! Нагая я! Да ещё перед всем честным народом стою!
Её арбузные груди, со всем своим богатырским трепетом, гулко зашлёпали спасающих её казаков, куда попадя. И таким образом, с трудом, она сумела повернуться к ним своей мощной спиной к сразу же оторопевшим спасателям, и невольным обалдевшим от такого зрелища, столпившимся на берегу казакам. Но получилось ещё смешнее, чем она могла бы предположить.
Эта буйная тётя спасла свою ослепительную богатырскую грудь от позора — от сглазу людского! Но взамен представив им на всеобщее народное обозрение ещё более завидный, необъятный свой зад.
— О-о-х! — невольно выдохнула толпа зевак. Некоторые зрители и глаза закатили.
Этот предмет восхищения, без единого выстрела сразил всех наповал. Похватали подруги казачки в руки свои одеяла и бросились прикрывать свою товарку, от позора.
Суета кругом, и от этого ещё смешнее стало! Веселится народ и советы подаёт:
— А всё жадность помешала, теперь ни бочки, ни стыда нет! Так тебе и надо Лукерья!
Другие казаки вторят им:
— С такой мортирой и города брать можно без всякого выстрела. Только показать стоит.
— А если жахнет такая орудия? — и тут же говоривший, чуть не падает от смеха, договорить застрявшую в горле фразу не может. Представил он, как всё это выглядеть будет. И другие казаки тоже всё это образно представили. А некоторые и на песок повалились от смеха:
— Огонь! Пли!
Христианин Баха
Все насмеялись вволю, и монах Баха тоже. Впервые его душа вырвалась на простор из клетки, где её с самого младенчества держали в монастыре. И его душе было очень и очень хорошо среди этих простых и добрых людей. И никак ей не хочется снова в опостылевшую клетку, а добра ей хочется, обыкновенного человеческого добра!
Крестятся гольды уже без всякого страха, смело окунаются в бочку с головой.
— За нашу новую веру и царя нашего Батюшку!
— Аминь! — и снова в бочку с головой ныряют.
Окружила вся семья своего Василия Ивановича. Не до Бахи им стало. Подошёл к Никодиму и побеждённый монах Баха.
— Крести и меня отец! Не хочу я больше людей убивать и от своей веры отрекаюсь. Всю жизнь свою пересмотрел я и только сейчас свет увидел. Нет мне дороги назад, и хочу я этот свет радости людям нести. Спасать их, а не губить, как делал я это раньше.
