Долой стыд - [12]

Вот что называется тесен мир! Она сперва замерла, может, думала, что ослышалась, может, думала, что, кроме «спасибо за покупку», я других слов не знаю, как запрограммированная, но потом всё же говорит: здравствуйте. Я вас знаю. Конечно, знаешь, второй год видишь меня каждую неделю.

— Меня Анжела зовут.

— Не повезло, — чистосердечно сказала нервная барышня. — А меня — Маша. Но все называют Мусей, а я ненавижу, просто ненавижу, когда так говорят. Ой. Зря я это сказала.

— Почему?

— Потому что ты теперь тоже будешь говорить «Муся».

— Зачем мне так говорить, если тебе не нравится?

— Ну не специально, я надеюсь. Это имя такое, прилипчивое. Ничего, что я на ты? Я ужасно нервничаю.

Вот я и подумала, что сейчас подходящий момент, чтобы её успокоить и заодно предостеречь.

— Не волнуйся, я никому не скажу. Но знаешь, Машечка, тебе нужно с этим завязывать.

И прежде чем она грохнется головой об пол — такой у неё сделался вид, — стала втолковывать:

— У нас хорошая система безопасности. Всех, конечно, не переловят, но ты, извини меня, попадёшься. Ты не умеешь этого делать.

— Не умею?

— Конечно. У тебя всё на лице написано.

— ...Я только не понимаю, при чём здесь служба безопасности. Какое они имеют право?

Мамуля, Светка и вообще большинство тех, кого я знаю, сказали бы в этом месте: «Ты что, дура?» Тырить по супермаркетам и считать, что это твоё частное дело.

— А ты чем занимаешься?

— Я дизайнер по интерьерам.

Дизайнер по интерьерам! У меня сердце упало, как я вспомнила про нашу новую кровать. И прекрасная, между прочим, кровать, простая, матрас удобный. В восемь утра привезли, и я её собрала, пока Максимчик спал на перетащенном в другую комнату диване. Этот диван надо будет сегодня выкинуть.

— Пойдёшь со мной в Русский музей на выставку?

— Прямо сейчас?

С такой охотой она это сказала, просто удивительно. Может, ей тоже совсем-совсем не с кем: парень ленится, подружки носы воротят. Ну не знаю, какие у дизайнера по интерьерам подружки и в особенности парни, и мамуля там вряд ли чета моей, всё очень интеллигентно. Им необязательно ходить по музеям, потому что у них и без того вид людей, которые туда ходят.

Попали мы на выставку русских пейзажей «Времена года», и среди времён больше всего оказалось поздней осени и ранней весны. Почему так должно быть, что дороги всегда в распутице, небо без солнца, лошадки — заморенные, коровки — худые, дети — в отрепьях и вообще всё — в грязи? Довольными и толстыми выглядели только медведи у Шишкина и купцы на гулянье у Кустодиева.

Я спросила у Машечки, отчего так. «Какая страна, такие и медведи», — сказала она мрачно.

— Но с медведями-то как раз всё в порядке.

— Я это и хочу сказать. Если бы в порядке было всё остальное, медведей бы вообще не осталось. Только в зоопарке.

Она оказалась такой забавной девчонкой, но её было нелегко понимать. Может быть, так со всеми образованными: они постоянно о чём-то думают и отвечают не на твои вопросы, а своим мыслям. Я уже привыкла с Максимчиком, но Максимчик столько утаивает, что и самые безобидные вещи заставляют его насторожиться. Не хочу сказать, что он не разговаривает со мной вообще, бедняжечка. Разговаривает, если спрашивать о Наполеоне и законах физики. (И прекрасно, пусть тренируется. Дети ему не дадут покоя.) Я сразу поняла, что главное для нашей будущей семейной жизни — не действовать ему на нервы, и не так много времени ушло, чтобы выяснить, что именно для этого нужно делать и не делать. Например, его нельзя загружать бытовыми вопросами. Тут получилось очень удачно, потому что с ними я и сама прекрасно всю жизнь справлялась, включая несложную электрику. Лапулю так потрясло, что я не устраиваю оперу Вагнера из-за необходимости поменять розетку, что пару раз в месяц он добровольно вызывается что-нибудь сделать. За кроватью со мной поехал без всяких сцен.

С людьми легко, если ты сам спокойный.

ДОКТОР

— Ну, что у нас сегодня?

— «Ревущие вершины».

— Да? 

— «Ревущие вершины»!!!

— Да? 

— В русском переводе эта книга называется «Грозовой перевал». Это один из самых знаменитых романов девятнадцатого века. Его проходят в школе. Во всяком случае, в английской.

— Очень хорошо. Продолжайте.

— Тезаурус Роджера.

— Да? 

— Тезаурус Роже! Roget!!!

— Тоже что-то знаменитое?

— Самый известный идеографический словарь в мире. «Тезаурус английских слов и фраз».

— ...Так он что, англичанин?

— Британец и английский лексикограф. Питер Марк Роже.

— Роджер звучало бы как-то более по-английски.

— Но он-то Роже. Его отец был швейцарцем.

— Очень хорошо. Может быть, вам стоит вернуться к работе с авторами?

— Да я потому и попросился на переводы, что больше не могу работать с авторами. Переводчику хотя бы всё равно: ты его исправил, а он этого и не заметит. Авторы, вы знаете, все свои ошибки называют особенностями стиля. Я ему говорю: это неряшливо, а он мне: не неряшливо, а непринуждённо. Я ему: здесь тавтология, а он: это у меня такой творческий метод.

— Например?

— «Подошёл, мелко семеня ногами».

— Да? 

— Чем ещё можно семенить, если не ногами? Мозгами? И можно ли семенить крупно? Два слова из трёх — лишние. Семенить и означает: мелко перебирать ногами. Не удивительно, что он пишет роман в семьсот страниц за два года.