Долина Виш-Тон-Виш - [174]

Колонисты, однако, зашли слишком далеко, чтобы отступать; они уже хорошо уяснили, что Филип является опасным соседом; во всеуслышание они высказали свое недоверие к нему и сделали немало для того, чтобы возбудить с его стороны враждебность; таким образом, согласно простой логике, принятой в таких случаях, его уничтожение стало необходимым шагом для обеспечения их благополучия. Сосаман, предатель-доносчик, вскоре был найден мертвым в пруду, пав жертвой мести со стороны соплеменников. Трое индейцев, в том числе друг и советник Филипа, были схвачены и судимы и на основе показаний одного весьма сомнительного свидетеля осуждены на казнь как убийцы.

Подобное обращение с его подданными и позорное наказание друга уязвили гордость и вызвали раздражение Филипа.

Молния, ударившая у самых его ног, известила его о надвигающейся буре, и он принял решение не доверять более власти белого человека. Судьба оскорбленного и павшего духом брата все еще отдавалась в его сердце; очередным предупреждением для него стала трагическая история Миантонимо, великого сахема наррагансетов, который, после мужественного противостояния обвинителям на суде колонистов, отведя от себя обвинения в заговоре и получив уверения в дружбе, был коварно умерщвлен при пособничестве тех же колонистов. В результате всего этого Филип, собрав вокруг себя воинов, убедил всех, кого мог, присоединиться к себе, отослав женщин и детей в целях безопасности к наррагансетам, и повсюду, где бы ни появлялся, представая в окружении вооруженных воинов.

Когда оба лагеря отличают взаимное недоверие и раздражение, одной искры достаточно, чтобы высечь огонь.

Индейцы, имея в руках оружие, сделались дерзкими и совершили несколько мелких проступков. Во время одного из их набегов некий воин был застрелен поселенцем. Это послужило сигналом для начала открытой вражды; индейцы стремились отомстить за гибель товарища, и угроза войны нависла над всей плимутской колонией.

В ранних хрониках тех темных и мрачных времен мы встречаем множество свидетельств больного воображения, владевшего общественным сознанием. Мрачный дух религиозной умозрительности, враждебность окружения — посреди девственных лесов диких племен — предрасположили колонистов к сверхъестественным фантазиям, наполнив их воображение пугающими химерами ведьмовства и демонологии. Они оказались весьма подвержены и вере в предзнаменования. Конфликту с Филипом и индейцами предшествовал, говорят нам, ряд тех ужасных предзнаменований, что сопутствуют великим общественным потрясениям. Ясные очертания индейского лука возникли в воздухе над Нью-Плимутом, что было воспринято его обитателями как «чудовищный призрак». В Хэдли, Нортэмптоне и других близлежащих городах слышался гром пушечных залпов, сопровождавшийся сотрясением земли и гулким эхом235. Других колонистов солнечным утром напугали звуки выстрелов из ружей и пушек; им показалось, будто мимо свищут пули и звук барабанов отдается в воздухе, словно бы удаляясь на запад; иным мерещилось, будто они слышат скок коней над головой; а рождение младенцев с отклонениями от нормы, отмеченное в это время, наполнило верящих в предрассудки недобрыми предчувствиями. Многие из этих зловещих видений и звуков можно отнести за счет природных феноменов: северного сияния, которое случается в тех широтах; метеоров, рассыпающихся в воздухе; простого порыва ветра в верхушках лесных деревьев; шума падающих стволов или обрушенных скал; и других причудливых звуков и эха, порой столь сильно поражающих слух в полной тишине лесных чащ. Все это могло породить ряд болезненных вымыслов, могло быть преувеличено из-за пристрастия к чудесам и восприниматься с живостью, с которой мы поглощаем все пугающее и таинственное. Повсеместное распространение этих сверхъестественных фантазий и мрачная хроника, составленная на их основе ученым мужем того времени, хорошо характеризуют эпоху.

Характер последовавшего столкновения напоминал военные действия между представителями цивилизации и дикарями. Белые вели их с большей сноровкой и успехом, хотя и с людскими потерями, игнорируя естественные права своих противников; со стороны индейцев они велись с отчаянием мужей, презревших смерть, которым нечего ждать от примирения, кроме унижений, зависимости и угасания.

События войны передает нам достойный служитель Церкви тех времен; с ужасом и возмущением как враждебный описывает он каждый шаг индейцев, даже тогда, когда те поступали справедливо, однако с восхищением упоминает о самых кровавых жестокостях белых. Филипа осуждают как убийцу и предателя, не принимая во внимание, что это был принц по рождению, доблестно сражавшийся во главе своих подданных, дабы отомстить за несправедливость по отношению к семье, укрепить пошатнувшуюся власть своего рода и избавить край от гнета алчных захватчиков.

План обширного и одновременного восстания, если таковой и в самом деле существовал, свидетельствовал о глубоком уме его создателей и, не будь он раскрыт заранее, мог бы сыграть решающую роль в будущем. Война же, разразившаяся на самом деле, была всего лишь войной стычек, простой вереницей заурядных выступлений и разрозненных вылазок. И все же она обнаруживает военный гений и дерзкую доблесть Филипа, и всюду, где сквозь предвзятость и ярость описаний, оставленных о ней, обнаруживается фактическая сторона дела, мы сталкиваемся с энергией ума, широтой мышления, презрением к страданию и тяготам и непреклонной решимостью, вызывающей нашу симпатию и восхищение.