Долина молчаливых призраков. Скованные льдом сердца - [132]

Он посмотрел в направлении хижины Круассэ, где умерла Изабелла. «Может быть, там осталось что–нибудь», — подумал он. Надежда была слабая, но тем не менее он поспешил по знакомой дороге. Быстро спускались вечерние тени. Почти совсем стемнело, когда он вышел на другую поляну. Там у него вырвался громкий стон. Там совсем не было хижины. Мак–Табб сжег ее, когда кончилась оспа.

Где она стояла, была теперь темная куча угля, уже отчасти поросшая травой. Билли крепко сжал руки и прошел дальше, оглядываясь кругом. В нескольких шагах он нашел то, о чем писал Мак–Табб, холмик и деревянный крест на нем. Тут силы оставили его, он бросился на могилу Изабеллы, и из груди у него вырвалось громкое мучительное рыдание.

Когда он поднял голову, на небе уже горели звезды. Ночь была удивительно тихая. Слышно было только журчание весенних вод Малого Бобра. Он молча встал и несколько мгновений простоял неподвижно, как надгробный памятник. Потом он повернулся и пошел прежней дорогой. Дойдя до конца поляны, он повернулся и прошептал себе и ей:

— Я вернусь к вам, Изабелла. Я вернусь.

Он оставил свой мешок в хижине Мак–Табба. Перекинув ремни за плечи, он пошел по направлению к югу. Теперь ему осталось сделать еще одну попытку. Мак–Табба знали в Ле–Па. Он продавал там меха и делал закупки. Там кто–нибудь может знать, куда он отправился с маленькой Изабеллой.

Только пройдя несколько миль от места смерти и разбитых надежд, он развязал одеяла и устроился на ночь. С рассветом он встал и поел. На четвертый день он дошел до маленького пустынного поста в конце железнодорожной ветки на Саскачеван. Через час он выяснил, что Рукки Мак–Табб не бывал в Ле–Па уже около двух лет. Никто не видел его с ребенком.

В ту же ночь служебный поезд отходил в Этомами на главную линию, и Билли не стал тратить времени на размышления о том, что ему оставалось делать. Он отправится в Монреаль. Если маленькой Изабеллы и там нет, тогда, значит, она где–нибудь в пустынных равнинах с Мак–Таббом. Он вернется и разыщет ее, хотя бы ему пришлось потратить на это всю жизнь.

Дни и ночи длилось путешествие, и в течение этих дней и ночей Мак–Вей мечтал об одном — не найти ее в Монреале. Если благодаря какой–нибудь случайности Изабелла открыла Мак–Таббу перед смертью свою тайну, тогда его последняя надежда рухнет. Он не подумал тратить время на покупку нового костюма. Из–за этого он мог пропустить поезд.

На нем все еще была его обычная одежда, даже меховая шапка. Чем дальше он продвигался на восток, тем с большим удивлением поглядывали на него люди. Он попросил проводника сбрить ему бороду, но волосы оставить длинными. Его мокасины и кожаные штаны вытерлись и порвались, и на его куртке из оленьей шкуры тоже было немало дыр, как и на толстом свитере с Гудзонова залива. Перенесенные им удары судьбы оставили глубокие морщины на его лице. Что–то в его внешности, помимо его странной одежды, заставляло людей не раз оглядываться на него. Женщины, более наблюдательные, чем мужчины, замечали в его глазах следы глубокого горя. По мере приближения к Монреалю он все больше и больше сторонился людей. Когда поезд остановился на большом вокзале в центре города, он вышел и пошел по улицам по направлению к холму Мон–Рояль.

Было около часу дня, и он ничего не ел с утра. Но он и не вспоминал о голоде. Двадцать минут спустя он был у начала той улицы, на которой жила Изабелла. Он проходил мимо всех этих каменных и кирпичных домов, прячущихся за прочными оградами. С тех пор, как он был здесь, тут не произошло никакой перемены. На полдороге до вершины холма он увидел старого садовника, украшающего плющом старинную пушку у проезжей дороги.

Он остановился и спросил:

— Не можете ли вы мне сказать, где живет Генри Лекур?

Старый садовник минуту посмотрел на него с удивлением, не отвечая. Потом сказал:

— Лекур? Генри Лекур? Вон его дом за той красной каменной стеной. Вы хотите видеть его дом или самих Лекуров?

— И то и другое, — сказал Билли.

— Генри Лекур умер три года назад, — сообщил садовник. — Вы, может, родственник?

— Нет, нет! — крикнул Билли. Он постарался задать следующий вопрос твердым голосом: — А тут есть еще кто–нибудь? Кто тут есть?

Старик покачал головой:

— Не знаю.

— Есть тут маленькая девочка… четырех… пяти лет, с золотыми волосами?

— Она только что, когда я выходил, играла в саду, — ответил садовник. — Я слышал ее и ее собаку…

Билли не слушал больше. Поблагодарив старика, он быстро пошел вверх к красной каменной стене. Раньше, чем он дошел до чугунных ворот, он тоже услышал детский смех, и сердце его бурно забилось. Он раздавался именно за этой стеной. В нетерпении он просунул мокасины в трещину стены и взобрался на нее. Он заглянул в большой сад, и в десяти шагах около густого кустарника он увидел девочку, играющую с куклой. Солнце озаряло ее золотые волосы. Он слышал ее радостный смех, и на минуту лицо ее повернулось к нему.

В это мгновение он забыл все и с громким радостным восклицанием соскочил на другую сторону стены.

— Изабелла… Изабелла… моя маленькая Изабелла…

Он уже был около нее — на коленях — сжимая ее жадными руками. Девочка так испугалась, что смотрела на него молча, едва дыша, не произнося ни звука.